— У вас не огрехи, — говорил он, сидя за столом. — У вас очень интересный и оригинальный стиль, но в нём всё рассчитано на человека с фантазией. Поверьте, что у большинства её нет. У вас очень мало описаний, в том числе и описаний внешности. Из-за этого герои получаются какими-то… не совсем живыми, что ли. Вы меня извините…

— Не за что вам извиняться, любезный Александр Сергеевич, — ответил я. — Есть за мной такой грех. Не люблю что-то описывать и оставляю внешность на фантазию читателей. Но если у них с этим плохо…

— Я прочитал вашу рукопись и в некоторых местах на полях сделал пометки. Вам нужно самую чуточку их доработать, и ваша книга оживёт. Сейчас это только набор увлекательных и захватывающих действий. Читаешь и поражаешься фантазии автора. Я не мог заснуть, пока не дочитал, но осталась какая-то неудовлетворённость. Так сделаете? Мы могли бы и сами, но ваш авторский стиль…

— Да прав он, — сказал я сердитой жене, когда проводил нашего гостя. — Чтобы писать так, как он хочет, нужно потратить уйму времени на нюансы характеров, особенности разговора и всё остальное. Самое неприятное, что такой труд оценят единицы. Машков говорил, что его приятель тратит на написание книги год, а я писал их за месяц. Есть разница?

— И что теперь? — всё ещё сердито спросила она. — Может, отдадим в другое издательство?

— А теперь я сяду и перепишу отмеченные абзацы заново, — ответил я. — Спешить некуда, и у меня есть ты!

— А при чём я? — не поняла она.

— Ты рвалась в газету писать статьи, и даже приняли в штат, значит, есть дар слова. У нас часто книги писали двое, вот и мы с тобой напишем одну книгу на двоих. У нас женщины любили в своих книгах описания. Мне, например, трудно описывать женские наряды, проще описать голую натуру, а они это делали легко и естественно.

— И я буду в авторах? — уточнила жена. — Тогда согласна! Давай сюда рукопись.

Она взяла тяжёлую папку и ушла править текст, а я подошёл к зазвонившему телефону. Звонил Шувалов.

— Алексей Сергеевич, — звоню вам по поручению канцлера. — Вы с женой приглашены к императору на завтра к двум часам. За полчаса до этого времени за вами приедет машина.

Я не стал говорить жене об этом звонке, чтобы не прерывать творческий процесс, сказал всем, когда семья собралась за ужином.

— И ты молчал! — рассердилась Вера. — У меня нет ни одного платья для такого визита!

— Платьев навалом, — возразил я. — Наденешь вечернее из розового шёлка и всех сразишь!

— Оно летнее, а сейчас только конец апреля!

— Ну и что? — не понял я. — Наверняка во дворце тепло, а ехать минут десять. Заверну тебя в шубу… «Медведь» не продувается, поэтому простуда тебе не грозит. Зато вид лучше, чем в любом тёплом платье. Наденешь рубиновую брошь и серьги, а вместо сапог — туфли. Нужно только погладить платье и сделать высокую причёску.

— Возьмёшь гитару? — спросила сестра. — Вас же наверняка пригласили из-за песен.

С тех пор как Ольга с моей помощью воссоединилась в гимназии со своим Сергеем, наши отношения стали такими, какими они были до размолвки.

— Вот ещё! — ответил я. — Пусть к нему со своими гитарами ездят цыгане. Если захочет нас слушать, инструменты найдут. Когда мы с ним беседовали, он говорил, что хочет с нами пообщаться и познакомить с женой. Конечно, будут и песни, но не только. Это вы у меня такие нелюбопытные, что не интересуетесь другим миром, а у него от любопытства светились глаза.

— Так уж и светились? — не поверила Ольга.

— Это сказано образно, — поправился я. — Император, сестрёнка, во многом такой же человек, как и все остальные.

— Хорошо вам, — с грустью сказала мама. — Отец работает, вы тоже заняты, а я сижу здесь в четырёх стенах! Два раза выбралась к Катерине, но у неё на уме только её книги. Подруги остались в Питере, а одной скучно даже ходить в театр. Сходила несколько раз и больше не тянет.

— Мы это поправим, — пообещал я. — Раз отец такой домосед, возьму дело твоего досуга в свои руки. Нас очень многие пригласили к себе, вот мы и воспользуемся этими приглашениями и съездим вместе с тобой. Не в том ты возрасте, чтобы ни с кем не подружиться.

— Я не домосед, — запротестовал отец. — Просто у меня в Москве не было знакомств. Сейчас начал работать, и они появились. Подождите немного, скоро будут и друзья. Весь наш департамент уже в Москве, мне только надо узнать, где они теперь живут.

Закончился ужин, и мы разошлись по своим комнатам. Вера опять села править рукопись, а я стал думать, о чем завтра говорить и что петь. Я описал обе революции и всю историю СССР до его развала, правда, довольно кратко. Остальная история вышла ещё короче и уложилась на тридцати машинописных страницах. Не видел я смысла описывать это в подробностях. Всё равно ничего из той реальности и близко не повторится. Несомненно, император прочитает и, скорее всего, даст прочитать жене. И главные вопросы должны быть по истории СССР. Я описал только факты, из которых им очень трудно понять, во что же превратилась империя без дворянства и монархии, и как она смогла выбиться на второе место в мире. Сейчас мы были на пятом.

— Почитай и оцени, — сказала жена, протягивая мне лист бумаги. — Я полностью переписала абзац со своими правками.

Я прочитал и с удивлением понял, что в её записи читается лучше. Может быть, в том мире многим мужчинам не понравилась бы излишняя многословность, но написанное было гораздо легче представить. Наверное, именно этого от меня и хотели.

— Молодец! — сказал я и поцеловал её в щёку. — Ставлю пять. Ищи помеченные абзацы и правь. У тебя прекрасно получилось, так что беру в соавторы.

Окрылённая Вера просидела над рукописью допоздна, пока я чуть ли не насильно затащил её в кровать. Утром, сразу же после завтрака, сама занялась своим платьем, не доверив его домработнице. Потом пришёл черёд причёски, которую Вере укладывала мама.

— Княгини занимаются самообслуживанием, — пошутил я. — Могли бы вызвать парикмахера. По-моему, в справочнике были телефоны. Но у вас и так здорово получилось. Надо было только сначала позаниматься борьбой.

— Какая вам сегодня борьба, — недовольно сказала мама. — Где ты был раньше со своим парикмахером? Уже не в первый раз замечаю, что ты соображаешь с опозданием.

— Может, всё-таки вызовем? — нерешительно предложила жена.

— Глупенькая, — сказал я и нежно обнял за плечи. — Посмотри на себя в зеркало! Любой мужчина, увидев такую красоту, отдаст всё, чтобы её получить! Но я уже получил и никому не отдам. Слава богу, что сейчас не дерутся на дуэли, иначе меня быстро убили бы. От одной твоей шеи можно сойти с ума, а у тебя всё такое!

— Ладно, вы сходите с ума, а я лучше уйду, — посмеиваясь, сказала мама. — Только смотри, не помни ей причёску, второй раз будешь вызывать парикмахера.

Она вышла, а я принялся целовать Вере шею, но она вырвалась.