Он содрогнулся, и Обри кивнул:

– Я понимаю.

Тацуми завел его в лифт и нажал кнопку корабельного госпиталя, а Обри слабо похлопал его по плечу.

– Не вини себя, – невнятно произнес он, – Только я не понимаю, почему он меня так ненавидит.

– Ты поставил его в дурацкое положение, – объяснил Тацуми, – Я не думаю, что он сам соображает своей башкой, в чем дело, но такой уж он есть, а ты встал у него на дороге, тогда, в пассажирском отсеке, а потом боцман заставила его отступить. Это не ты виноват, но он думает, что должен отомстить тебе. Я полагаю, что он потому только не набрасывался на тебя так долго, что старпом решил перевести тебя в капитанскую рубку. На твоем месте я бы держался подальше от машинного отделения, Вундерман. Как можно дальше.

– Нельзя же все время от него прятаться… – Обри оперся о Тацуми, – Корабль не такой уж большой. Если захочет, он меня найдет, – Юноша покачал головой и вздрогнул, потому что это движение вызвало новый приступ боли, – Мне надо с кем-нибудь поговорить. Не знаю, что делать.

– Если бы я мог помочь! Но я не в счет, – тихим голосом сказал санитар, – Ты слышал, как он назвал меня?

– Нюхач?

– Ну да. Видишь ли, я попался на сфинксианской «зелени» несколько лет назад. Правду говорю, черт меня дери. Я теперь чист, но в моем досье полно черных меток, так что болтаться мне во втором разряде еще лет пятьдесят. Ты слышал, что сказала боцман в первый день… а у меня нет друзей среди офицеров. А еще надо мной висят Штайлман и его банда, так что однажды я могу исчезнуть, как никому не нужная ветошь.

– Почему же тебя не разжаловали? – помолчав, спросил Обри.

Тацуми пожал плечами.

– Ну, видишь… Каков я ни есть, думаю, я хорошо работаю. Когда меня поймали на том, что я нюхал наркотик, за меня заступился военврач. Шесть месяцев меня не допускали до работы – наверно, спасали от дисциплинарной комиссии, – но это удержало меня на службе.

Обри понимающе кивнул. Он понимал, о чем говорит Тацуми, и не винил санитара в желании держаться подальше от чужих проблем. Да и как можно, если Тацуми только что спас ему жизнь? Но если Тацуми не поддержит его версию случившегося, то против Штайлмана у него будут только слова. Этого могло быть достаточно, учитывая разницу в их характеристиках… но ведь могло и не хватить. Кроме того, если Тацуми прав и у Штайлмана есть «банда» для поддержки (а ведь Штайлман знал, где устроить засаду Обри, и это доказывает, что ему помогли), то Обри не спасет и заключение энерготехника на корабельную гауптвахту. Все в вахте Вундермана знали о его хобби, да он особенно и не скрывал свои планы на вечер, но Штайлмана там сегодня не было. Он мог узнать об этом, только если кто-то ему рассказал. Обри не мог представить себе, что кто-то мог добровольно связаться с такой скотиной, как Штайлман, но какая, в конце концов, разница. Имело значение лишь то, что, по всей очевидности, кто-то действительно с ним связан… и Обри понятия не имел, кто это.

Он поднес ладони к разбитому лицу, пытаясь остановить кровотечение. Глубокая внутренняя тревога не давала ему покоя. Он должен найти ответ, но как? Он мог лично поговорить с боцманом, однако Салли МакБрайд не из тех, кто согласится выжидать. Если она поверит Обри, то немедленно примет меры. Хотя нет, без доказательств все, что она может сделать, это предупредить Штайлмана о последствиях, а она это уже сделала. Очевидно, энерготехник уверен, что выйдет сухим из воды, «отомстив» Обри, несмотря на ее предупреждение, и Вундерман не надеялся, что Штайлман теперь передумает. Штайлман, вероятно, ошибался, думая, что сможет избежать наказания, но что бы после этого ни сделала боцман с энерготехником, Обри это вряд ли утешит, поскольку раньше Штайлман уложит его в лазарет или даже хуже…

– Вот и добрались, – облегченно вздохнул Тацуми, когда лифт остановился и двери с шипением разошлись.

Он помог Обри одолеть короткий переход, и юноша закрыл глаза. Ему нужна помощь. Он должен поговорить с достаточно опытным человеком, чтобы тот посоветовал ему, что делать, но он не знал никого, кто обладал подобным опытом!

– Боже мой! – сказал кто-то, – Что с ним случилось?

– Точно не знаю, – ответил Тацуми, – Я нашел его в коридоре.

– Кто это? – спросил голос.

– Его фамилия – Вундерман, – ответил Тацуми. – Я думаю, пострадало только лицо.

– Дайте мне осмотреть его.

Чьи-то руки отодвинули в сторону санитара и мягко ощупали голову Обри, и юноша заморгал, когда лейтенант медицинской службы заставил его разомкнуть веки и заглянул в глаза.

– Что случилось, Вундерман? – спросил он.

«Скажи ему! – закричал внутренний голос Обри, – Вот прямо теперь и скажи ему!» Но если он расскажет все офицеру, то…

– Я упал, – хрипло сказал он.

Из сна без сновидений Уорнера Кэслета вырвал сигнал боевой тревоги. Капитан перевернулся в кровати, сел и чисто автоматически потянулся к кнопке связи, еще не открыв глаза. Когда загорелся экран, затемненная каюта осветилась.

– Капитан слушает, – сказал он сонным голосом. – Говорите.

– Я думаю, мы что-то нащупали, шкипер, – Это была Элисон МакМэртри, его старший помощник, – Я не уверена, что это тот, кого мы ищем, но за нами кто-то увязался.

– Только один? – Кэслет протер глаза, и МакМэртри кивнула.

– Пока мы видим только одну сигнатуру, шкип.

Гражданин комиссар Журден вошел в поле зрения передающей камеры старпома и посмотрел через ее плечо на Кэслета. МакМэртри оглянулась узнать, кто подошел, но ее лицо не выдало признаков беспокойства, хотя многие народные комиссары считали обращение «шкипер» или «шкип» почти таким же «нелояльно элитарным», как дерзость назвать «сэром» кого-либо, кроме комиссара.

– Как далеко?

– Девятнадцать миллионов километров, шкип. Чуть больше одной световой минуты. У нас пока нет никаких данных с активных… – Она прервалась и отвела взгляд от камеры. Кэслет услышал голос Шэннон Форейкер, и МакМэртри снова повернулась лицом к камере, жутковато улыбаясь, – Тактик только что подтвердила, шкипер. Теперь поступают данные активных сенсоров, и они соответствуют характеристикам нашего приятеля.

– И он определенно следует за нами?

– Совершенно точно. Кроме нас, здесь никого нет, и он только две минуты назад включил свой двигатель, – подтвердила старпом, и Кэслет ответил ей такой же жутковатой улыбкой.

– Я сейчас буду. Вы с Шэннон знаете, что делать до моего прихода.

– Так точно, шкипер. Мы притворимся толстыми, глупыми и счастливыми.

– Молодец, – кивнул Кэслет и, прервав связь, прошел к шкафу со скафандром.

В числе многих привилегий, которых офицерский корпус лишился при новом режиме, были услуги стюардов, но этот вопрос Кэслета никогда особенно не беспокоил, а уж тем более теперь. Он быстро осмотрел индикаторы «второй кожи», но мысли его блуждали сейчас далеко. Несмотря на все данные Журдену заверения, шансы обнаружить одного конкретного пирата были очень малы. Теперь, когда это у него получилось, Кэслет спрашивал себя, удастся ли ему следующий шаг. Согласно файлам с показаниями датчиков, которые они вытащили из компьютеров «Эревона», пират был намного легче «Вобона», и Кэслет серьезно сомневался, что жалкая шайка пиратов может сравниться с его хорошо вымуштрованной, опытной командой. Он был уверен, что способен уничтожить этих людей, но при этом он хотел захватить их судно (и бортовые компьютеры) не слишком поврежденными – что ставило перед ним куда более трудную задачу.