Книга Голана стала, по существу, обобщением мирового археологического опыта. В ней даны эталоны для сравнения и распознавания символов любой археологической культуры. Она же явилась, как мне кажется, вехой завершающей эпоху описательно-сравнительного метода познания древнего мира, в дополнение к которому пришёл приборно-математический метод исследований. В России в конце XX века подобного высочайшего научного уровня, как мне кажется, достигли только труды Ю.Д. Петухова, содержащие ещё и историологические и историософские заключения.

Новую эпоху в постижении древней истории открыли работы профессора Гарвардского университета А.А. Клёсова по ДНК-генеалогии, выверяющие математически время образования различных этнических гапло-групп и пути их миграции по планете. Он русский и получил образование тоже в России.

Историческая наука XX века основательно запуталась в своих попытках выявления прародины индоевропейцев. Да и сам термин «индоевропейцы» является лингвистическим и имеет право на существование только применительно ко II тысячелетию до н. э. Это было время прихода ариев-европеоидов на полуостров Индостан из областей Южного Урала. Для более правильного названия этой общности людей белой расы в неолите нужно использовать термин «праиндоевропейцы», а ещё точнее «европеоиды» или «русы-европеоиды». В академических кругах всё же чаще их называют просто индоевропейцами, скрывая их сущность, но это приходится принимать. Существует четыре основные гипотезы, локализующие индоевропейскую прародину на юге Волго-Уральского междуречья («курганная» теория), в Малой Азии («Анатолийская» теория), на Ближнем Востоке (теория «неолитического разрыва») в ареале культуры Чатал-Гуюка (VI тыс. до н. э.) и в Сибири. Каждая имеет свои аргументы и недостатки.

Но ДНК-генеалогия по своей методике, кстати, не противоречащей краниологическим исследованиям, выявила миграцию населения в неолите из Южной России и Украины в районы Казахстана, Южной Сибири и далее до Байкала. Однако выявленные на этом пути культуры трудно стыкуются с заключениями археологов, обыкновенно не связывающих временные изменения в них с миграционными процессами. Передача материально-культурных признаков по, их мнению, происходит по «цепной схеме» локально – от предыдущих к последующим культурам. Их лозунг: «горшки – это не люди». Таким образом, понятие миграций практически исчезло из археологии с 70-х годов прошлого века.

Этого же тезиса, но только развёрнутого в пространстве, придерживается и А. Голан. По его мнению, передача признаков культуры (символики) происходила по цепочке диффузно от этноса к этносу, постепенно преодолевая огромные пространства планеты. Это продолжалось на протяжении многих тысяч лет, но всегда имелся первоисточник культуры – этнос первоноситель её. Одновременное возникновение тождественных признаков культуры в разных концах планеты у разных этносов Голан считал невозможным. И действительно, как могут возникнуть в неолите, скажем, в Передней Азии и на Амуре одновременно такие сложные символы, как «священная триада», свастика, «бараньи рога»? Но обо всём по порядку…

В своём исследовании А. Голан рассмотрел весь корпус древней символики палеолита, неолита и бронзового века, насчитывающий около ста смысловых единиц, но представленный, примерно, в двух с половиной тысячах вариантах, проиллюстрированных в его книге. Он надёжно увязал между собой семантику различных сходных символов, применяя метод разгадывания кроссворда, где правильность разгадки одних слов подтверждается правильным чтением других. Толкование символов также проверялось соответствием известным данным мифологии, археологии, древнему письму и др. Взаимная корреляция их легла в основу достоверности расшифрованной семантики древней символики.

Сам учёный подметил, что в науке укоренилось представление, будто она всё знает, очевидное же незнание окутывается флёром фраз, которые должны произвести впечатление знания.

Одни исследователи склонны истолковывать древние рисунки наивно-рационалистически. Например, изображение лошадей у них связано с коневодством, бараньих рогов – с разведением рогатого скота, добавлю, кабана – со свиноводством и т. п.

Другие не идут дальше таких представлений, как «культ предков», «культ плодородия», «астральный культ», «охотничья магия», добавлю, «фаллический культ». Но такими характеристиками не раскрывают конкретного круга представлений. Удивительно, как будто написано о наших дальневосточных учёных, приверженцев анимизма-шаманизма в истории неолита Нижнего Амура.

Некоторые авторы, как пишет Голан, по субъективному впечатлению придают какое-нибудь значение тем или иным знакам без анализа и сопоставления всех имеющихся фактов.

По Голану, при выяснении смысла непонятных знаков нельзя опираться на бытующие в народе суждения о них. Поскольку они возникают в позднее время, основаны на случайных ассоциациях и имеют малую ценность. Так случилось с нанайской сказкой о трёх солнцах, о живой голове, сюжеты которых стали основанием для ошибочной расшифровки академиком Окладниковым некоторых петроглифов Сикачи-Аляна.

У академистов существует постулат, что общность символики определяется объективными особенностями бытия. Под этим они понимают якобы общие закономерности развития, общность человеческой психологии, сходные условия жизни и др. Однако Голан указывает, как трудно отделаться от мысли, что такие совпадения имеют общую причину и за ними кроется нечто таинственное и важное, не лежащее на поверхности. Но нельзя, по его мнению, думать, что в эпоху раннеземледельческих культур Передней Азии и Ближнего Востока (VII–IV тыс. до н. э.) от Атлантики до Индии существовала единая, не имеющая вариантов религия. Это невозможно, учитывая длительность эпохи и этнические различия между народами, говорившими на разных языках и разбросанными на огромном пространстве. Наверняка были разновидности и в неолитической религии и локальные варианты верований – «секты». Но удивительно то, что они сохранили единство общих концепций. Эти верования были поразительно единообразны и при этом устойчивы во времени!

По существу, его книга является доказательством того, что сходные символы, обнаруживаемые в разных культурах, имеют общее, как говорят учёные, генетическое происхождение. По его мнению, это доказывает и тот факт, что символов таких сравнительно немного, тогда как при самостоятельном немотивированном конвергентном возникновении в каждой культуре их должно быть бесконечное множество. С этим заключением можно и согласиться, но дальше он пишет: «К тому же основная масса рассматриваемых символов концентрируется в определённом регионе, являющимся источником дальнейшего распространения (диффузии) их в другие места планеты. Этим источником он считает раннеземледельческие культуры эпохи неолита, занимавшие территорию Передней Азии и Ближнего Востока. В регионах, удалённых от них, сходных символов, как он отмечает, обнаруживается значительно меньше и они становятся более упрощёнными, хотя и обозначают те же понятия в основном религиозного толка.

Таким образом, однотипные графемы не возникали у каждого народа заново, а являлись результатом диффузии идей, несмотря на нередкую религиозную враждебность и отчуждение различных этносов. Этот неверный, но для автора книги самоочевидный факт, он преодолел объяснением, что верования, а вместе с ними и символы в то время не являлись идеологией и воспринимались разными этносами позитивно, и мыслились полезными так же, как, например, лук, стрела, копьё, плуг и т. п. Но так ли это на самом деле? Могли ли амурские аборигены-шаманисты позитивно воспринять переднеазиатские графемы, например, «Священная триада», «Бараньи рога» или индоевропейскую свастику, спираль, косой или прямой крест? Очевидно, что не могли. Они не вписываются в их анимистические представления и не имеют для них никакой полезности. Повторять их и распространять дальше другим этносам они никогда бы не стали. Это тоже самоочевидно и безоговорочно, т. к. высокая религия Ближнего Востока не совместима с примитивными верованиями Дальнего Востока. Но, как будет показано ниже, эти символы всё же существовали на Амуре. Концепцией Голана это не объяснить.