Уже через четыре дня я наконец заключу тебя в объятия. В пятницу утром мы выедем курьерским в Лондон и остановимся на ночь в отеле «Грейт-Нозерн», чтобы Феликс смог повидаться с мистером Карбертоном по поводу договора купли-продажи. Мне страшновато останавливаться в такой близости от Портленд-плейс, но Феликс, вопреки своим недавним словам, утверждает, что обвинение в похищении ему не грозит. «Тогда я был расстроен письмом Эдмунда и плохо соображал, — сказал он. — Ты моя законная жена, и, если кто-нибудь к нам пристанет, он у меня живо сядет под арест». Феликс наведается в контору мистера Карбертона в субботу утром, а потом мы сразу же поедем на Паддингтонский вокзал и прибудем в Неттлфорд самое позднее в шесть вечера. И тогда мое счастье станет действительно полным.

Твоя любящая кузина

Розина

Привокзальная гостиница,

Дарем

Четверг, 7 июня 1860

Дорогая Эмилия! Я битый час просидела над чистым листом бумаги, мучительно думая, что же написать тебе, и пытаясь представить твои ответы, но в ушах у меня неумолчно звучит собственный голос: «Боже, как глупа ты была, как неописуемо глупа!» Мне следовало знать… но откуда я могла знать? Феликс… впрочем, попробую рассказать все по порядку.

Сегодня утром — мне кажется, с тех пор прошла целая вечность, — мы с Феликсом отправились в Данбар. «Закон на нашей стороне, — весело сказал он, — и отступать не собирается». Погода стояла прохладная, но ясная, и я решила не заходить с ним в почтовую контору (он был уверен, что договор купли-продажи наконец-то пришел), а подождать на лавочке у двери. Сидя там на солнышке, в самом безмятежном расположении духа, я случайно бросила взгляд на противоположную сторону улицы и вдруг увидела в проходе между домами давешнего незнакомца со шрамом, пристально наблюдающего за мной. На сей раз он был в фуражке, низко надвинутой на лоб, но шрам я узнала сразу. Как только наши взгляды встретились, мужчина быстро отступил назад и скрылся в тени.

Я вскочила со скамейки и кинулась в почтовую контору, чтобы предупредить Феликса, стоявшего там у стойки. Впервые за все время нашего знакомства Феликс выказал раздражение. «Да это просто какой-нибудь местный фермер!» — резко промолвил он и вернулся к разговору с женщиной-почтмейстером. Когда мы вышли на улицу, зловещего субъекта нигде поблизости не было, и мы двинулись домой в гнетущем молчании. Феликс мрачно размышлял о чем-то — вероятно, о договоре, все еще не высланном мистером Карбертоном. Я, обиженная и встревоженная, часто оглядывалась через плечо и ловила неодобрительные (как мне казалось) взгляды Феликса.

— Прости меня, моя дорогая, — сказал он, когда мы подходили к коттеджу. — Я злюсь на Карбертона, а не на тебя. Может, прогуляемся еще немного?

— Нет, спасибо, — ответила я. — У меня все еще голова побаливает. Но ты пройдись, коли хочешь; не беспокойся за меня.

Если бы Феликс решил остаться, я бы, наверное, полностью простила его. Но он небрежно чмокнул меня в щеку и зашагал в сторону Колыбели Святого Балдреда, не проводив меня в дом.

Я беспокойно бродила по комнатам, впервые за много дней жалея, что здесь нет фортепьяно. Феликс всегда возвращался из почтовой конторы в приподнятом настроении, выражая уверенность, что договор придет завтра, но ведь я ни разу прежде не находилась рядом с ним в первую минуту разочарования. Ему не следовало обращаться со мной столь пренебрежительно, но, с другой стороны, я должна была проявить больше понимания. Несомненно, он прав насчет мужчины со шрамом, который обязательно последовал бы за нами, когда бы имел недобрые намерения. И сегодня наш последний день в этом коттедже, нельзя покидать его в дурном настроении.

Феликс отсутствовал уже около четверти часа. Я сбежала по лестнице и выскочила к передней калитке, думая догнать его, но потом спохватилась: а вдруг он свернул с берега? Ветер улегся, солнце приятно пригревало, и я присела на каменную ограду в ожидании Феликса.

Через несколько минут на душе у меня опять стало неспокойно, и я уже собралась вернуться в дом, когда вдруг услышала стук колес и звяканье уздечки, доносящиеся с тропы за деревьями слева от меня. Я кинулась к коттеджу, но, прежде чем успела достичь двери, из-за деревьев показался экипаж — открытая коляска с кучером на козлах, а на сиденье за ним — дама в темном плаще и шляпе.

Борясь со страхом и любопытством, я осталась стоять на пороге. Кучер спрыгнул с козел и помог своей пассажирке выйти. Она просто приехала посмотреть коттедж, подумала я. Хозяин сообщил ей, что завтра мы съезжаем.

Дама негромко произнесла несколько слов, и кучер взобрался обратно на свое место и взялся за поводья. Когда она повернулась и направилась ко мне, я увидела, что она в тягости. И во всем ее облике было что-то знакомое — что-то такое, от чего кровь застыла у меня в жилах и сердце сковало льдом.

Это была Кларисса.

Не призрак, не галлюцинация, а моя сестра во плоти, улыбающаяся до боли знакомой улыбкой.

— Значит, теперь ты миссис Мордаунт, Розина? Феликсу придется выбирать между нами.

Я не чувствовала ровным счетом ничего; полагаю, я лишилась всякой способности чувствовать, да и соображать тоже. Я пригласила Клариссу в дом — что еще мне оставалось делать? — и, кажется, даже предложила чаю. Выглядела она, по обыкновению, великолепно, несмотря на свое положение. Под дорожным плащом у нее оказалось роскошное атласное платье нежно-голубого цвета, богато отделанное кружевом; я же была одета простенько, как четырнадцатилетняя девочка, — любой человек, зашедший в комнату, принял бы меня за горничную. Глаза ее казались даже больше и темнее, чем мне помнилось (скорее всего, сурьма и белладонна, но примененные столь искусно, что и не скажешь наверное); волосы стали гуще и пышнее, а черты лица — еще тоньше, изящнее. У сестры сохранилась привычка смотреть на вас — на меня, по крайней мере, — с видимым интересом, к которому примешивалась неуловимая насмешка, едва заметная, как легкие мазки румян у нее на скулах. Но старая насмешка приобрела новые оттенки ожесточения, горечи, недоверия и холодной решимости, каких я не замечала никогда прежде. Волнение Клариссы выдавали только руки: она нервно сплетала и расплетала пальцы под широкими рукавами.

Словно в кошмарном сне, когда ты не в силах пошевелиться или заговорить, я сидела и слушала. Сестра объяснила, что женщина, погибшая вместе с Джорджем Харрингтоном, была ее служанкой, молодой англичанкой, нанятой в Дувре. Кларисса застигла парочку на месте преступления, как она выразилась, за неделю до несчастного случая (еще во Флоренции) и сразу же ушла от своего любовника, забрав с собой все, что только смогла. По ее предположению, девица решила назваться миссис Харрингтон, когда они с Джорджем перебрались в Рим.

В Сиене, путешествуя под именем Каролины Дюмон, молодой вдовы, Кларисса услышала новости о собственной смерти и тотчас положила навсегда оставить Клариссу Вентворт в могиле. Она не сказала, заподозрила ли отца в причастности к трагедии, но решение было принято, и отказываться от него она не собиралась. А потом на балу-маскараде в Венеции познакомилась с Феликсом Мордаунтом.