я не подросток. Хотя постой-ка – ты тоже.

– Апa, «трушная» значит, типа, рульная и настоящая. Она четкая тетка, если понимаешь, о чем я.

– Честно говоря, нет.

– Видишь дома, перед ними еще навесы для мусорок? Мы живем в пятом по счету, у которого красная дверь. – Когда они переходили дорогу, он держал ее за руку, словно взрослый ребенка. – Вот мы и пришли, – объявил он, изображая, по его выражению, «мажорский» голос, хотя в действительности его произношение было совершенно нормальным для выходца из среднего класса, каковым он пытался не быть. – «Четкая» на сленге значит, что она верна себе, живет по понятиям и честно и уважительно относится к людям. – Он вставил ключ во входную дверь. – Просто подними руку, если надо будет еще что-нибудь перевести, лады?

Квартирка, путь в которую лежал через клаустрофобную прихожую и вверх по узкой, тесной лестнице, завешанной фиолетовой и серебристой мишурой, занимала второй и третий этажи. Люси утиной походкой вышла на лестничную площадку, чтобы их поприветствовать. Между ее трениками и задравшимся эластичным топом виднелась темная вертикальная полоска, тянувшаяся к выпуклому пупку.

– Ясмин, красотка! Обалденное пальто, где ты отхватила такие туфли, я здоровенная, да заходи же, дай тебя расцелую, мы едим пиццу, надеюсь, ты любишь пиццу, а то можем заказать что-то еще, у нас полно разных меню.

– Ясмин, приветик! – выкрикнула Ла-Ла из-за плеча Люси. – Тебя звать Ясмин или Яс? Помнишь меня? Я Ла-Ла. Люси, уйди с дороги на минуту, ты мешаешь ей пройти!

– Гавайскую, пеперрони или всего понемногу? Дайте бедной девочке свободно вздохнуть! – Джанин, несущая две огромные коробки Domino’s, повела их в гостиную.

– Так, куда мы дели подарки для Ясмин? – спросила Люси. – Мам, ты их под елку положила или отдельно?

Ариф положил ладонь на спину Ясмин и слегка подтолкнул ее вперед.

– Видишь, – шепнул он ей на ухо, – теперь ты член семьи.

Два часа спустя Ариф по настоянию Люси проводил Ясмин до автобусной остановки. Раньше он ни разу никуда ее не провожал, а тут вдруг провожает дважды за вечер.

Они сели под козырьком, и мимо проехали три двухэтажных автобуса. Ни один из них не направлялся в ее сторону.

– Наверное, мой только что ушел, – сказала Ясмин, потирая ладони. Вечер был холодный, но воздух не хрустел от мороза, а был сырым и промозглым, словно в темном погребе.

– Ага. – Ариф сидел вытянув ноги, прислонив затылок к задней стене остановки и едва не съезжая с узкой пластиковой скамьи.

– Тебе не обязательно ждать.

– Ага.

– Жаль, я не догадалась прийти с рождественскими подарками.

Ей подарили банку розовой соли для ванны, пену для ванны, а также набор благодарственных открыток и конвертов. «После Рождества без них никуда», – сказала Люси. «Только на нас не трать», – сказала Джанин. «Она обойдется без ваших указаний», – сказала Ла-Ла.

– Не, – возразил Ариф. – Ты же купила детскую одежку.

– Всё равно.

Они с братом никогда не обменивались рождественскими подарками.

– Да пофиг, – покачал головой Ариф. – Они-то тебе понравились? Тебе нравится Люси?

– Да, – искренне ответила она. – Они такие славные. Все три. Люси замечательная. Надеюсь, ты хорошо к ней относишься.

Они поужинали треугольниками пиццы перед включенным телевизором. Разговоры вращались вокруг телевикторины.

Теперь ему нужно верно ответить на следующие три вопроса, или он потеряет всё. Ариф рассказывал тебе про свою работу? Тайный покупатель, в этом месяце покупает телефоны, и не забудь посоветоваться с ним, когда понадобится новый мобильник, он теперь в теме. Слушай, Ясмин, слушай, медицинские вопросы. Ну же, давай, это же так просто, «гастро» относится к желудку, даже я это знаю.

– Я же говорил, – улыбнулся Ариф. За последние пару месяцев он как будто поправился, даже руки поплотнели.

– Да, говорил. Слушай, а как вы втащили туда дерево?

По сравнению с комнатой ёлка была громадной. Она полностью загораживала окно и частично заслоняла телевизор, что, похоже, никого не смущало. Огромное количество мишуры, электрических гирлянд и блестящих елочных игрушек почти напрочь скрывали из виду зеленые ветви. От стены до стены на нитках, провисавших посередине, словно бельевые веревки, висели рождественские открытки.

– По частям, – ответил Ариф. – Оно искусственное. Ты же не подумала, что настоящее?

– Если честно, то подумала.

Официально семейство Горами Рождество не отмечало, но Ма, обожавшая электрические гирлянды, украшала ими не только комнаты, но и сад. Окна она опрыскивала из баллончиков искусственным снегом.

– Как дела у Джо? Жаль, что он не смог прийти.

– Ему тоже очень жаль. Валяется с ангиной. Но со дня на день антибиотики поставят его на ноги.

– Ну, в следующий раз.

– Ариф, если ты просто пойдешь и поговоришь с Бабой…

– Серьезно? Ты чё, издеваешься?! Смотри! Посмотри на это, если ты вдруг забыла. – Он показал на серебристый шрам над своим правым глазом.

– Слушай, он сам был в ужасе. Надо было его видеть. Все вышло случайно.

– Я не хочу спорить, так что давай закроем тему, ладно?

– Но, Ариф… – Раньше он всегда подчинялся, прибегал домой, когда переставал дуться, а деньги кончались. – Ради ребенка. Ради Ма – не может же она жить у Гарриет до конца жизни! Пока ты не помиришься с Бабой, домой она не вернется.

– Помнишь, как мы его ненавидели?

– Кого? – Если бы Ариф перестал вести себя так эгоистично…

– Бабу. Особенно ты. Ты его терпеть не могла.

– Я?

– Апа, это же я получил по башке. Так почему амнезия у тебя? – Его смех прозвучал фальшиво.

– Давай, как ты выражаешься, закроем тему, – резко сказала Ясмин. – Не будем пускаться в бессмысленный спор.

– Ты его не переваривала. Лет, кажется, до десяти? До одиннадцати? Потом ты переметнулась. Стала принимать его сторону против меня и Ма.

– Ты о чем? Серьезно, чхото бхай, хватит валять дурака. Как ты собираешься содержать семью на деньги за случайные почасовые подработки? Пора образумиться. Начни строить карьеру, черт возьми!

Ариф словно не слышал.

– После ужина он заставлял тебя расчесывать ему волосы… Только не притворяйся, что не помнишь. Он заставлял тебя выдергивать ему седые волоски, и тебе приходилось ковыряться в его волосах, словно обезьянке, маленькой бешеной обезьянке на цепи. Неудивительно, что ты его ненавидела!

– Неправда! – закричала она. – Что за детский сад!

Это Ариф ненавидел Бабу. Это Ариф его очень боялся. Ясмин успокаивала Бабу главным образом ради Арифа. А теперь он ее в этом обвиняет! Она так громко на него прикрикнула, что на них обернулись прохожие с противоположной стороны дороги.

Ариф соскользнул ниже на скамье, обретя всегдашнюю угрюмость.

– Меня он только шлепал, орал, швырялся ботинками и все такое. Но тебя мучил психологически.

– Спасибо за заботу, – сказала она. – Но похоже, мне удалось выжить. Причем весьма неплохо. Если ты, конечно, не заметил.

– Он переманил тебя на свою сторону. У тебя стокгольмский синдром, и знаешь что? Ты до сих пор у него в плену. Апа, пора посмотреть правде в глаза.

Ариф говорил мягко, почти умоляюще, но с каждым словом Ясмин все больше приходила в бешенство. Она вскочила. Это ему пора посмотреть правде в глаза, услышать парочку суровых истин.

Мини, не заводись.

Горячиться бессмысленно. Нужно быть мудрее. Ариф не умеет вовремя остановиться.

– Ладно. – Ясмин постаралась говорить спокойно. – Значит, он злодей, а я слабачка. А как насчет Ма?

– Что насчет нее?

– Почему она нас не защищала?

– Защищала? Что за хрень ты несешь?

– Не знаю, – ответила Ясмин. Таких соглашателей свет не видывал со времен Невилла Чемберлена. Возможно, Ариф прав, а она ошибается. Возможно, она построила всю свою жизнь на лжи, на глупых выдумках, которые сама же сочинила.

Он рассмеялся, качая головой.

– Чего ты ржешь?

– Твой автобус только что прошел.

Она обернулась. Зад автобуса рывками удалялся по дороге.

– Блин. Почему ты мне не сказал?

– Мы