улыбнулась при мысли о том, что Ма вступила на путь самопознания.

– Много всего, – ответила Ма.

– Что именно?

– Я могу давать хорошую ин-тер-пре-та-цию, – старательно выговорила она, – хора в древнегреческой трагедии. Я никогда не подумаю так, если Вспышка мне не скажет. Также у меня есть умения. Шитье и готовка. Благодаря Вспышке я учусь пользоваться умениями профессионально. Они ценные.

– Конечно, – сказала Ясмин. – Так и есть. Ты ведь знаешь, что мы все тебя ценим?

– Ладно, – ответила Ма.

– Я пошла спать. – Ясмин крепко обняла мать, убеждая себя, что это по-прежнему Ма, что с ней не произойдет никакого необратимого преображения по милости Вспышки. Она глубоко вдохнула. Сегодня от Ма не пахло тмином, чувствовалась лишь привычная легкая резкая нотка духов Yardley и какой-то более глубокий, насыщенный, незнакомый Ясмин аромат.

– Ты выйдешь замуж так, как ты хочешь. Я сделаю только то, что ты просишь. Больше ничего.

– Спасибо, Ма. А ты не могла бы сказать Гарриет, чтобы она тоже отстала? Не сомневаюсь, что она только обрадуется, если мы вернемся к первоначальному плану и ей не придется ничего делать.

– О нет, – ужаснулась Ма. Несмотря на новообретенный талант к критическому анализу классических текстов, ирония оставалась выше ее понимания. – Она хочет устроить большую вечеринку и подобающий праздник. Это важно для нее.

– Не знаю, Ма. Не знаю, правильно ли я поступаю. – Этажом ниже Джо ждет ее в постели, в то время как она здесь, наверху, предает его.

Ма отложила щетку для волос.

– Расскажи. В чем дело?

– Ни в чем. Я просто устала.

– Ты очень тревожишься. Я вижу по твоим глазам и чувствую. Потому что твоя плоть – это моя плоть, твоя кровь – это моя кровь.

– Я не знаю. – Ясмин в изнеможении уткнулась лбом в кружевное плечо Ма. – Он мне изменил… переспал с другой женщиной. Он… он все испортил. – Она сорвалась на плач.

Ма обняла ее и похлопала по спине.

– Что мне делать? – спросила Ясмин.

– Ты злишься. Он причинил боль, и ты злишься. Он плохо себя повел. Это очень неправильно.

– Да, злюсь. Очень злюсь. – Ясмин не злилась. Как можно? Только не после того, как она переспала с Пеппердайном. Надо быть конченой лицемеркой, чтобы сваливать всю вину на Джо.

– Но ты любишь, – продолжала Ма. – Насколько сильно ты любишь, настолько сильно чувствуешь злость. Они одинаковые. Когда любовь маленькая, злость тоже маленькая.

– Может быть, – ответила Ясмин. – Но стоит ли выходить за него? После того, что он сделал?

Ма молчала. Да и что она хотела от нее услышать? Разве может Ма, жившая такой тепличной жизнью, разобраться в сложностях современной любви и отношений?

Ма выпустила ее из объятий, и Ясмин подняла лицо от кружевной ночнушки.

– Не знаю, – сказала Ма. – Ты сказала ему про свои чувства?

– Вроде того. Да. Нет, не совсем. – Она не рассказала ему про Пеппердайна. Проще отменить свадьбу. И добрее по отношению к Джо. К тому же, если рассказать ему, он расскажет Гарриет, а та расскажет Ма, а Ясмин не хотелось никого вмешивать. Но она все еще его любит. Он так прекрасно к ней относится. Они так подходят друг другу, и ей никогда не найти другого мужчину, который подходил бы ей так же хорошо.

– Сядь тут со мной, – сказала Ма, опустившись на кровать, и похлопала по смятому одеялу. – Я расскажу историю. Захочешь?

– Да, Ма. – Свернувшись на одеяле, Ясмин положила голову на колени матери и закрыла глаза в ожидании успокаивающе знакомой истории. Ма гладила ее по волосам и не торопилась начинать. Наконец она заговорила – и стала рассказывать историю, которую Ясмин никогда раньше не слышала.

– Собака ползала вокруг колодца, умирала от жажды. Был жаркий день. Палящий. Люди стояли или сидели в тени под финиковыми пальмами, доставали воду из этого колодца. Подошла женщина. Она была проститутка из бану Исраиль. Некоторые мужчины грубо кричали ей, но она не обращала внимания. Она привыкла к такому и не робела. Язык собаки свисал из пасти, собака пыхтела и скулила. Так ужасно она страдала. Ни один человек не уделил этой бедной собаке каплю воды. Возможно, они даже не замечали, как она страдает, потому что она лишь жалкое животное. Ниже их достоинства было замечать ее боль. У проститутки не было ведра. Она пришла не чтобы пользоваться колодцем. Но она сняла с себя башмак и привязала к своему головному покрывалу. Так она зачерпнула воду и предложила собаке. И за сострадание была прощена. Все грехи очистились от нее. Так передал сподвижник пророка Мухаммеда Абу Хурайра, да смилуется Аллах над ним и над нами.

Шокирующие подробности

Когда Ясмин наконец поцеловала Ма на ночь и прокралась в спальню Джо, он сидел в постели.

– Поговори со мной, – сказал он. – Что происходит?

– Ничего не происходит. Надеюсь, ты не меня дожидался?

– Мне не спалось.

– Что случилось? – Она скользнула под одеяло, и он обнял ее за плечи.

– Ничего особенного. Просто кажется, что вот-вот настанет конец света. 2016-й – год, когда все пошло настолько кувырком, что мир никогда не оправится.

– Брексит? Тот-кого-нельзя-называть?

Несколько десятилетий назад на мероприятии по сбору средств, устраивавшемся организацией «Демократы за рубежом», Гарриет познакомилась с Хиллари Клинтон. Когда та проиграла мужчине, который отвратительно обращался с женщинами, был объявлен период траура. Гарриет поклялась никогда не произносить имя человека, которого годом позже привели к присяге в качестве главного идиота свободного мира.

– Он вишенка на торте. Брексит, шестьдесят миллионов беженцев, экологическая катастрофа… приглашения, напечатанные отвратным шрифтом. Я думал, тебя вырвет, когда ты их увидела.

– А, да, точно. – Она неловко рассмеялась. – Прости. Это все Ма со своими никахами и истихарами. Никаких нервов не хватает. – Что с ней не так? Как она стала такой бесстыжей? Только что она обвиняла Джо перед Ма, а в следующую минуту уже обвиняет Ма перед Джо.

– Значит, мы все-таки их разошлем? Ты меня не разлюбила?

Она взглянула в его милое мальчишеское лицо. Ямочка на подбородке.

– Конечно нет.

– Конечно не разошлем? Или?..

– Не говори глупостей. Но нужно подождать до конца Рождества. Письма теряются на почте, остаются незамеченными – слишком много конвертов.

– Но заключать никах мы не будем?

– Ни за что.

– А твоя мама не обидится?

– Нет, я с ней поговорила. Кроме того, его предложила твоя мама.

– Извини.

– Вечером мне показалось, что она тебя бесит.

– Правда?

– Ты был с ней довольно груб.

– Ты со своей матерью тоже.

– Знаю. Я извинилась. Слушай, Джо, мне надо тебе кое-что сказать. – Так не может продолжаться. Недосказанность, отсрочки, полуправда. И вранье. – Я… Я… – Ясмин не удавалось произнести больше ни слова. Изо рта вырывалось только странное протяжное бурчание. Таких звуков она вдоволь наслушалась в отделении для больных деменцией.

– Ты поперхнулась? Все в порядке? Хочешь воды?

– Нет, я в норме. Мне нужно облегчить душу. Хочу, чтобы ты знал…

– Ты кого-то убила? – улыбнулся Джо.

Она покачала головой.

– Слушай, – сказал он, – что бы там ни было, я уверен, что, как только ты об этом расскажешь, тебе станет легче.

– Нет. Я сделала кое-что плохое. Кое-что ужасное.

– Ладно, выкладывай, – весело сказал он. – Что-то сомневаюсь, что все настолько ужасно. Ты не способна на плохие поступки. Ты самый разумный, добрый и хороший человек, которого я знаю.

– Я не готовилась к экзамену. Отец страшно рассердится.

– Как это не готовилась? Ты же столько ночей допоздна сидела за учебниками. Тебе не о чем волноваться. Готов поспорить, ты сдашь на отлично.

– Все, что я делала, – это лежала на том бархатном диване в библиотеке твоей мамы и читала романы. Я только притворялась, что занимаюсь! Я врала. Тебе, ему, себе самой. Я вообще не собираюсь идти на экзамен. – Ясмин разрыдалась от бессилия. Самый добрый человек, которого он знает! Разве можно