В ответ Эдуард назначил наместником короля в Гаскони своего неопытного и не пользующегося популярностью двадцатидвухлетнего сводного брата Эдмунда, графа Кентского. Этот выбор не был слишком мудрым, поскольку Кент, великолепный молодой человек огромного роста и силы, увы, был слабой и доверчивой личностью. Ему ничего не стоило санкционировать акты насилия или нарушение законов святилища. Он немедленно настроил против себя гасконцев, затребовав с них деньги и позволив служащим своего двора грабить все, что приглянется, да еще и похитив девушку, которая вызвала его вожделение. Когда Карл Валуа повел свое войско против Кента, последний оказался катастрофически неспособным полководцем и после нескольких поражений поддался на уловку Валуа — подписал перемирие на полгода в отчаянной попытке сохранить то, что еще оставалось от Гаскони. Французам, согласно условиям перемирия, досталась большая часть герцогства.

* * *

Вспыхнувшая между Англией и Францией вражда оказала сокрушительное воздействие на жизнь Изабеллы, поскольку у Деспенсера появился повод обращаться с нею как с врагом государства, еще сильнее подорвав позицию королевы и уничтожив последние остатки ее влияния. Фантазия его была неистощима. Сперва он потребовал, чтобы она присягнула на верность ему лично, но она отказалась, как и Генри де Бомонт. Затем, 18 сентября, на поместья королевы был внезапно наложен секвестр — их вновь передали в руки короля, лишив Изабеллу значительной части доходов.

Предполагалось, что совершить этот шаг, якобы необходимый для безопасности, посоветовал королю епископ Стэплдон, напомнив ему, что земли королевы в Корнуолле с их ценными оловянными рудниками особенно беззащитны перед вторжением. Но подоплекой этого совета была открытая атака на королеву, так как Стэплдон был в сговоре с Дес-пенсером, и не может быть сомнений в том, что Деспенсер коварно убедил короля в способности Изабеллы, как француженки, устроить против него предательский заговор со своим братом.

Еще в 1317 году поместья королевы Маргариты были кратковременно секвестрованы, когда война с Францией казалась неизбежной — таким образом, прецедент имелся. Но Маргарита получила в качестве компенсации весьма существенное денежное пособие; Изабелле ничего подобного не дали. 25 и 26 сентября Эдуард внес изменения в им же установленные финансовые дела своей жены, и с 28 сентября сумма, выделяемая на ее личные расходы, была урезана с 11 тысяч марок до жалкой тысячи марок в год.

Изабелла пришла в ярость. Она была не из тех женщин, которые терпят подобные оскорбления своему достоинству и царственности, и обвинила и Деспенсера, и Стэплдона в потере положенного ей достояния — Деспенсеру предъявили это обвинение на суде в 1326 году. В средние века деньги не являлись адекватной заменой земельной собственности, которая обеспечивала особый общественный статус, а Изабелла была незаурядной стяжательницей. Но ее ожидали еще худшие перемены. 28 сентября, снова якобы по совету Стэплдона, Парламент приказал изгнать всех подданных короля Франции со службы королю и «нашей дражайшей супруге»— что сразу лишало Изабеллу преданных французов, которые состояли при ней много лет, кое-кто даже с того момента, когда она прибыла в Англию двенадцатилетней невестой.

9 октября король приказал изъять все золото, предназначенное для королевы, и все это попало прямиком в его сундуки, вместе с теми суммами, которые он давно задолжал жене; затем 14 октября, выплата денег на ее ежедневные расходы была передана Казначейству. Практически это свелось к тому, что Деспенсеры «посылали ей из королевской казны столько, сколько сами хотели». По сути, Изабеллу, одну из главнейших землевладельцев королевства, превратили в жалкую пенсионерку.

Но Деспенсерам и этого казалось мало. Ее никак нельзя было лишить звания матери наследника престола, но вскоре после Михайлова дня у нее отобрали троих младших детей под предлогом, что она, француженка, может подбить их на предательство против собственного отца. Заботу о детях поначалу поручили Элинор де Клер и сестре Деспенсера леди Изабелле Монтермер, супруге Ральфа де Монтермера, родича короля.[86] Принца Джона Элтемского, тогда восьми лет от роду, кажется, оставили при Элинор де Клер, но обеих принцесс, Элинор шести лет и Джоан — трех, вскоре после этого отправили жить к Монтермерам в Плиши и Мальборо.

Историки сходятся во мнении, что Изабелла не обладала излишними материнскими чувствами и даже пренебрегала детьми; но у нас нет никаких свидетельств того, что она была менее преданной матерью, чем все остальные венценосные матери, в эпоху, когда было принято заводить отдельный двор для наследников с самого раннего детства. Принцу Эдуарду был выделен двор, когда ему исполнилось пять лет, но трое младших отпрысков оставались с матерью, а это означает, что Изабелла активно участвовала в их воспитании. Фактически она была полна решимости играть решающую роль в их жизни, а не оставаться пассивной наблюдательницей. Похоже, она гордилась своими детьми, и потому ей было отнюдь не все равно, что с ними происходит. Судя по тому, как велика была ее радость, когда в 1326 году она вновь увиделась с младшими детьми, насильственное разлучение с ними должно было стать великим горем для нее и источником страданий на протяжении долгой разлуки. Если кто и относился к детям небрежно — так это те особы, которым поручено было следить за ними в тот период. Более того, все дети Изабеллы, особенно юный Эдуард, сохранили преданность ей на всю жизнь, а этого не могло бы случиться, будь она и в самом деле той равнодушной и отчужденной матерью, той «Иезавелью», какой ее вздумали изображать последующие поколения.

* * *

Теперь Изабелла, по сути, сделалась пленницей. Она потеряла статус, мужа, детей, влияние, доходы, друзей и свободу, ее уделом надолго стали глубокая тоска и постоянная тревога. В письме, тайно доставленном Карлу IV, она горько сетовала на потерю земель и слуг-французов, обвиняла Деспенсера в том, что он лишил ее любви мужа, и жаловалась, что с нею «считаются ничуть не более, нежели с какой-нибудь служанкой во дворце короля, моего мужа», которого она называет презрительно «жалким скрягой» или «скупым для меня, но щедрым к другому».

Элинор де Клер теперь постоянно находилась при ней в качестве «домоправительницы» или «chaperone»[87], хотела она того или нет; Деспенсер и король использовали Элинор и как тюремщицу, и как шпионку, — ей было велено постоянно иметь при себе печать королевы и читать все ее письма перед запечатыванием. Изабелла, «в великом гневе», все же ухитрилась обойти ее надзор и тайно отправила во Францию брату еще одно письмо, где жаловалась на эти новые недостойные притеснения. Но когда потрясенный Карл IV отозвался, гневно потребовав избавить Изабеллу от подобного обращения, Эдуард предпочел проигнорировать его.