— Не будут же ромеи воевать с нашим Птолемеем, когда он им в рот смотрит. Поверь, нам война не угрожает.

Так они спускались, беседуя о политике, войне и мире, о будущем, строили планы, и, будь Фаросский маяк впятеро выше, им бы все равно не наговориться.

Выйдя на дамбу, они увидели бегущего к маяку человека.

— Как ты думаешь, куда он так торопится? — спросил Полибий.

Менилл пожал плечами:

— Наверное, какой-нибудь приказ страже маяка.

Но подбежавший человек остановился перед Полибием.

— Только что из Коринфа прибыл корабль, — проговорил он, протягивая запечатанный свиток.

— Тебя, видимо, избрали стратегом Ахейского союза! — обрадовался Менилл.

Полибий вскрыл печать, разорвал свиток и погрузился в чтение.

— Ну как? — спросил Менилл. — Я прав?

Вместо ответа Полибий протянул другу свиток.

— Да-а! — протянул Менилл, опуская папирус. — Попал пальцем в небо, как говорят твои ромеи. И что им надо? За семнадцать лет так к тебе привыкли, что и года не могут без тебя обойтись! Погоди! — вдруг воскликнул он, поднося свиток к глазам. — Да ведь тебя вызывает консул Манилий!

— Ну и что?

— А то, что Манилий — консул прошлого года!

— Выходит, письмо искало меня больше года…

— Да, да! — подхватил Менилл. — А раз консул сменился, можешь оставаться!

Полибий забрал свиток и внимательно посмотрел на подпись.

— Нет! — произнес он. — Манилий — консул прошлого года, но письмо подписано стратегом этого года Диэем, и он настоятельно просит меня отправиться в Лилибей в соответствии с приглашением консула Манилия.

— И ты поедешь?

Полибий пожал плечами:

— А что мне остается делать?

Ранним утром в той гавани Коринфа, которую называют восточной, причалило небольшое суденышко. Тут же набежали рыботорговцы, торопясь скупить ночной улов. Но высокий костистый старик в одежде рыбака отмахивался от них, как от надоевших мух.

— Нет у меня ничего. Морская лиса порвала сеть.

Убедившись, что старик ничего не привез, перекупщики разбежались. Он же поправил на голове петас[104]и зашагал, постукивая по камням массивным посохом. Иногда он останавливался, осматривая наиболее красивые здания, из чего можно было заключить, что в Коринфе он впервые.

У одного из уличных колодцев старик подошел к девушке, набиравшей воду, и попросил напиться. Прежде чем взять кувшин, он зажал свой посох между коленями. Отдавая кувшин, он достал из пришивного кармана чистую тряпочку, вытер губы и поблагодарил изысканным поклоном.

«Странный старик, — подумала девушка, глядя ему вслед. — Одет, как рыбак, а кланяется, как знатный».

На агоре старик подошел к рыночному служителю и спросил, как отыскать стратега Критолая.

— Пойдешь по той улице и на правой стороне увидишь дом с высокой черепичной кровлей, — объяснил тот. — Там всегда много народу толкается.

Пройдя менее стадия[105], старик остановился у одноэтажного дома, выделявшегося среди соседних своей кровлей. У его дверей толпились люди — судя по одежде, ремесленники.

Долговязый юноша с нездоровым цветом лица и впалыми щеками объяснял своему соседу:

— Да откуда мне денег взять? Богачи разбежались. Мои статуэтки никто не берет. А он мне расписку сует — «Отдавай!»

— Вот бы собрать все эти расписки и сжечь! — отозвался сосед. — А то ведь закон есть, а они не унимаются.

Из дальнейшей беседы старик понял, что Критолай, избранный первым стратегом, провел через синод закон об отсрочке платежей и эти люди пришли жаловаться на ростовщиков, не желающих считаться с законом.

Внезапно открылась дверь, и на пороге показался человек лет тридцати, с красивым энергичным лицом.

— Друзья! — обратился он к собравшимся. — Простите, что заставил вас ждать. Вчера мы обсуждали государственные дела до петухов…

И тут старик протиснулся вперед.

— Стратег! — проговорил он. — Я прибыл издалека. И у меня к тебе дело чрезвычайной важности.

Стратег пропустил старика и закрыл за ним дверь.

Старик поднял свой посох на высоту груди и дернул его за оба конца. В его руках остались две короткие палки, а на пол, шелестя, упал свиток.

И вот они сидят рядом — стратег Ахайи и посол Филиппа.

— Удивительно, как тебе удалось к нам пробраться, — начал Критолай первым. — Ромейские волки рыщут везде.

— Волки не ходят по морю! — отозвался Николай.

— Твой корабль в гавани? — спросил Критолай.

— У нас нет кораблей, — ответил посол. — Военные суда уничтожены ромеями еще при отце нашего государя, Персее. А владельцы торговых кораблей увели их, как только народ призвал Филиппа на царство. В гавани стоит моя лодочка.

— С тех пор как меня избрали стратегом, наша гавань почти пуста, — грустно проговорил Критолай.

— Верно ли, — продолжал македонец, — что Ахейский союз объявил войну Спарте?

— Да, — ответил Критолай. — И поэтому ромеи объявили нам войну. Но пока у нас нет настоящего войска. Богачи, служившие в пехоте и коннице, разбежались. Мы заменили их ремесленниками. Их надо еще обучить.

— Нам известно, — проговорил Николай, понизив голос, — что на корабли посажено два легиона под командой Метелла. Ромеи двинут их против нас, а потом против вас. Сумеете ли вы ударить ромеям в спину, когда мы встретим их грудью?

Еще вчера дворец на острове жил, подчиняясь вековому церемониалу. Каждый из царских родственников, главных друзей, стражников, поваров, цирюльников, актеров, палачей, слуг, евнухов гарема и его обитательниц был занят своим делом или узаконенным бездельем. Все были на своих местах, стояли, ходили, бегали, ожидали, прислушивались, передавали распоряжения, открывали и закрывали двери, накрывали столы, смотрели в бронзовые зеркала, визжали под ударами бичей, падали на колени, ползли по ковру к трону. Сегодня же, сразу после известия об исходе битвы близ Апамеи, дворец обезлюдел.

Деметрий бежал по бесконечным коридорам, метался по залам, отражаемый бесконечными зеркалами, распахивал бесконечные двери. Никого.

— Есть ли кто-нибудь? — кричал он.

— …нибудь… — отзывалось эхо, особенно гулкое в пустых залах.