Я моргнула.

— С каким Джоном?

— Да с Джоном Хаксли, моим женихом! Только мы никому не говорим, а то меня уволят… Пожалуйста, миледи!

Бетти чуть не плакала.

— Ладно, иди. Я никому не скажу.

— Спасибо, миледи!

Она неловко — мешал поднос — сделала книксен.

— Где Мэри? — спросила я, мысленно вычеркивая еще одно имя из списка подозреваемых.

На миловидное, хоть и простоватое личико горничной набежала тень. Не простила она «подружке» оговор про Адама.

— Выходной у нее, — сказала Бетти неприязненно. — К обеду только вернется.

Ладно, пусть так.

— А Рэйчел, горничная миссис Скотт?

Бетти захлопала глазами, по-видимому не понимая, зачем мне сдались другие горничные.

— Гладит хозяйские платья, — сказала она, немного подумав. — Позвать ее?

— Будь так добра, — обрадовалась я.

По правде говоря, я собиралась сама отправляться на поиски. Никак не привыкну, что можно приказать.

Бетти убежала, а я, чтобы не терять времени, потянулась к микроскопу. Надо ведь отбросить всякие сомнения в том, что Фицуильям — законный барон Мэлоуэн! Так сказать, на Донала надейся, а сама не плошай. Благо материал для генетического анализа у меня теперь был. Я бережно вынула из пузырька седой волосок покойного барона и приступила к исследованиям… Да так увлеклась, что тихий стук заставил меня дернуться.

— Миледи? Мне прийти попозже? — осведомилась гостья сухим голосом.

Я нехотя отлипла от окуляра микроскопа и обернулась.

Рэйчел, личную горничную моей драгоценной свекрови, я раньше видела лишь мельком. Сухопарая женщина с прилизанными тускло-русыми волосами, стянутыми в пучок, вечно недовольно поджатыми губами и маленькими глазками за стеклами очков чем-то напоминала сухую рыбу. С ходу было тяжело понять, сколько ей лет, — ей могло быть от тридцати до пятидесяти.

Не похожа она на девицу, которая заводит любовника. Хотя если на такую кто-то позарится, то она ради возлюбленного горы свернет!

— Нет, проходите и садитесь. — Я потерла глаза и махнула в сторону единственного свободного стула.

Рэйчел еще сильней поджала губы и опустилась на указанное место.

— Слушаю вас, миледи, — напомнила она, глядя на меня своими выпуклыми рыбьими глазами, и благовоспитанно сложила руки на коленях.

С такой по душам не поговоришь и начинать издали тоже смысла нет. Выслушает с таким же скептическим видом и преспокойно уйдет.

— Я все о вас знаю! — брякнула я, сверля ее внимательным взглядом.

И лишь потому заметила, как дрогнули на мгновение пальцы на острых коленках. Зато выражение лица не изменилось ничуть. Завидное самообладание.

— Не понимаю, о чем вы, миледи, — процедила она.

— Не отпирайтесь. — Я размяла затекшие от неудобной позы плечи. — Вы же не хотите, чтобы вас уволили без рекомендаций?

Тут же поняла: промазала. Блекло-голубые глаза за стеклами очков блеснули, а Рэйчел заявила уверенно:

— Моя госпожа этого не допустит! — Она поднялась, все такая же чопорная до тошноты, и сложила руки на животе. — Простите, миледи, мне нужно идти.

И преспокойно направилась к выходу. Это уже откровенная наглость!

— Тогда я расскажу обо всем барону! — бросила я ей в спину.

Она чуть заметно повела лопатками под скучным форменным платьем, но даже не обернулась, выражая тем самым свое презрение.

Рыльце у нее явно было в пушку. Только опасалась она не барона и его почтенной матушки, угрозы им нажаловаться ее нисколько не пугали. Кого тогда? Полицию? Вряд ли стражи порядка станут заниматься кражей духов и платка, хотя в этом я разбиралась слабо.

Ладно, попытка не пытка.

— Полиция-то точно заинтересуется! — заявила я громко.

— Что? — Она обернулась, по-рыбьи тараща глаза. — О чем вы?!

Ее удивление было слегка — самую малость — наигранным. Я почувствовала удовлетворение, от азарта взбурлила кровь. Вот теперь удар попал в цель!

Рэйчел сделала один осторожный шажок ко мне, другой.

— О ваших делишках, — отчаянно блефовала я, чувствуя, как часто, тревожно колотится сердце. — Вы ведь не хотите в тюрьму?

Горничная прищурилась.

— Глупости какие! — презрительно заявила она. — Я не делала ничего плохого!

— Разве? — подняла брови я. — Красть теперь можно?

Ее лицо вдруг исказилось недоброй гримасой, и она прыгнула ко мне. В занесенном для удара кулаке блеснуло узкое лезвие ножа. Откуда?!

Вскрикнув, я отшатнулась… а горничная захрипела, забилась в руках Донала. Нож со звоном ударился о каменный пол.

— Тихо! — Он хорошенько встряхнул пленницу, отчего та лязгнула зубами, и с ее носа сползли очки.

Лицо без толстенных стекол и грубой темно-коричневой оправы преобразилось.

— Погодите-ка! — Я потянулась к Рэйчел.

Она рванулась, раззявила рот, пытаясь цапнуть меня за руку, но Донал усилил хватку, и она придушенно захрипела.

Я воспользовалась этим, чтобы дернуть ее за волосы. И хмыкнула, когда шевелюра, утыканная шпильками, осталась у меня в руках. Под париком обнаружились коротко стриженные светлые волосы. Освобожденные от плена толстых очков глаза сверкали голубизной, невзрачное лицо порозовело и совсем преобразилось.

— Она хорошенькая, — сказала я Доналу, обходя его с пленницей по кругу. — Специально себя уродует. Кстати, и грудь бинтами стягивает. Неужели все эти ухищрения — ради службы у миссис Скотт?

— Насчет ухищрений спорить не буду, — усмехнулся он, легко пресекая трепыхания горничной. — Вот об остальном… Думаю, она наводчица. Устраивается в хороший дом, выясняет, чем можно поживиться, делает дубликаты ключей. Потом увольняется, а через некоторое время дом обносят воры. В округе было уже несколько таких случаев.

Я лишь головой покачала. Вот тебе и ткнула пальцем в небо!

Донал легко, как котенка, встряхнул Рэйчел (или как там ее зовут?), и из ее узких губ полилась отборная брань. Я поморщилась — не люблю ругань — и повысила голос:

— Как думаете, это она Адама впустила?

Пленница громко возмутилась:

— Какого еще Адама? Да что ты мне шьешь, ты!..

Донал что-то сделал, и Рэйчел вдруг замолчала на полуслове (явно непечатном) и обмякла.

— Я сдам ее полиции, — пообещал Донал и поволок сомлевшую горничную к лестнице.

В самом деле, вряд ли он умеет таскать через стены людей, иначе нам не пришлось бы прошлой ночью возвращаться кружным путем. Я поспешно села, ноги меня не держали. Ночь выдалась бурной, утро ей не уступало, а тут еще это нападение.