Риме, скоро вошло в моду в Париже и в Лондоне. Нам известно из описаний герцога Рочестерского, что при дворе английского короля Карла I почти столетием позже увлекались теми же увеселениями, какими восторгался Александр VI и его придворные. Раз волны разврата шли так высоко, то неудивительно, что распространились и всевозможные противоестественные пороки. Всюду процветали содомия, гомосексуализм и т. п. Пресыщение требовало все новых ощущений, все нового разнообразия. Те пороки, которые Аретино воспел в своих «Похабных сонетах», принадлежали еще к числу самых скромных. Порочные нравы, царившие при английском дворе в эпоху Шекспира, Брандес характеризует следующим образом: «Вместе с чувством достоинства были откинуты и все приличия. Даже старший Дизраэли, принципиальный защитник и поклонник короля Якова I, признается, что нравы двора были чудовищны, что придворные, разделявшие время между бездельем и безумным расточительством, отличались худшими пороками. Он сам цитирует стих Драйдена из его „Дурачка“ о джентльмене и леди этих кругов: „Он – слишком женщина, она – слишком мужчина“».

Нет ничего удивительного в том, что в этих кругах никто не хотел отказаться от своего права на разврат, обусловленного исторической ситуацией. Если обстоятельства лишали некоторых женщин – например, принцесс – возможности открыто осуществлять это право, то они вели себя тем необузданнее под покровом тайны. Если любовник такого же ранга представлял для них некоторую опасность, то его заменяли кем-нибудь другим, любовью которого можно было пользоваться без опасения. Очень часто этим другим был камердинер.

Правда, искушение в этом отношении было чрезвычайно велико, так как последнему весьма благоприятствовали обстоятельства. Так как мировоззрение абсолютизма видело равного только в человеке одинакового социального положения, то дама этих кругов никогда не стеснялась перед камердинером и могла доверять ему самые интимные поручения. Немец Форберг пишет: «Благородные дамы заставляют своих рабов исполнять самые щекотливые поручения, ибо раб в глазах более высокопоставленных не является человеком, так что перед ним можно и не стыдиться, как и перед животным. По словам русских дам, надо быть одинакового с ними положения, чтобы заставить их покраснеть!»

Один французский автор сообщает: «Так как слуги помогают дамам при одевании и раздевании, как то принято при наших дворах и часто практикуется и в других кругах, то им приходится видеть их прелести и часто девушки нарочно показывают им свою красоту».

Если же и связь с камердинером была сопряжена с опасностью или если она не доставляла удовольствия, то при помощи сводника или сводни устраивалось свидание с незнакомым человеком или с иностранцем, который так и не узнавал, с кем имел дело. Устройство таких приключений многократно описано не только скандальной хроникой, но и серьезной литературой. Такое приключение пережил, например, герой известного романа Гриммельсгаузена, честный малый Симплиций Симплициссимус, в бытность свою в Париже, и автор описывает это приключение со всей обстоятельностью и очаровательной пластичностью, свойственной его стилю. Речь идет о трех принцессах, обративших случайно свое внимание на статного Симплиция, а может быть, их внимание было кем-либо на него обращено. При посредстве сводни обходным путем его приводят ночью во дворец, он принимает ванну, тело его умащивается благовониями, ему дают какие-то возбуждающие средства, разжигающие кровь, общество его составляют соблазнительные декольтированные нимфы, все делается, чтобы распалить до крайности его чувство. После такой подготовки он выступает на сцену своей деятельности. Так как в комнате царит полный мрак, то он не знает, кто с ним, знает только, что это молодая, чрезвычайно красивая дама. Это повторяется каждую ночь в продолжение нескольких недель, и каждую ночь к нему приходит другая из принцесс. Из этой венериной пещеры Симплиция отпускают, только когда он совершенно истощен и заболевает. В награду за свои услуги, в которых дамы не разочаровались, он получает значительную сумму денег.

Во многих других случаях приключение кончалось далеко не так счастливо. Когда грозила опасность разоблачения тайны, удовольствие обрывалось ударом кинжала какого-нибудь браво или сообщника, с чьей помощью герой авантюры безжалостно устранялся с пути.

Разврат был, разумеется, не только самоцелью, не только вулканическим извержением таившихся в недрах эпохи сильных страстей и вожделений, но в большинстве случаев также и средством к цели. После того как любовь получила товарный характер, она стала в эту чувственную эпоху наилучше оплаченным товаром и вместе с тем наиболее ходким предметом торговли. Во всех переулках и на всех площадях стояла Венера и бесстыдно выставляла напоказ свою пышную красоту. Она стояла особенно охотно перед каждой дверью, за которой царили власть и могущество. Обладательница телесной красоты могла там получить в обмен за свою любовь не только деньги, но и власть, положение, права. И она на самом деле выторговывала все это для себя, для мужа, для братьев, для семьи.

Для большинства молодых аристократок красота была тем капиталом, который они пускали в оборот и который почти всегда приносил им ростовщический процент. В своем описании английского двора конца XVI века англичанин Вильсон говорит: «Многие молодые аристократки, очутившиеся благодаря расточительной жизни родителей в стесненном положении, смотрели на свою красоту как на капитал. Они приезжали в Лондон, чтобы продать себя, добивались значительных пожизненных пенсий, выходили затем замуж за выдающихся и состоятельных людей, и на них смотрели как на благоразумных дам, даже как на героические умы».

Повинуясь эротическим капризам могущественного покровителя, немало дам завоевали себе и мужьям общественное положение. Ничто так не просвещало князей относительно выдающихся способностей их подданных, как любовные таланты их жен. Соблазнительная красота жены, дочери или сестры упрощала самые сложные юридические дела. Для бесчисленного множества судей не было более убедительного аргумента, более серьезного довода в пользу обвиняемого, как прекрасная грудь или очаровательное тело его жены, в особенности если она была не прочь впустить судью в этот эдем. В своей книге Брантом говорит: «Очень часто мужья оставляют своих жен в галерее или в зале суда, а сами уходят домой, убежденные, что жены сумеют лучше распутать их дела и скорее доведут их до решения. И в самом деле, я знаю многих, выигравших свой процесс не столько потому, что были правы, а благодаря ловкости и красоте их жен. Правда, в таких случаях жены потом часто бывали в „таком“ положении».

Эти слова могут быть иллюстрированы целым рядом случаев из истории всех стран. Это явление вызвало к жизни немало поговорок: «В суд надо идти с женой», «Молодые женщины имеют неопровержимые доводы», «Что может быть остроумнее красивого тела женщины, оно опровергнет доводы десяти юристов» и т. д.

Так как разврат был не только целью, но и прежде всего надежнейшим средством к цели, то аристократия