Кроме Джоша в канцтоварах никого не оказалось. Это был маленький, тесноватый магазинчик, торговавший бумагой, перьевыми ручками, механическими карандашами, принадлежностями для художников и блокнотами. Джош стоял спиной к двери и будто бы изучал уцененные ежедневники на 2008 год. Я сразу увидела, что он дрожит, и хотела положить руку ему на плечо, но подумала, что это может его напугать. Он казался каким-то невероятно уязвимым в этих своих тщательно выглаженных джинсах и красной толстовке с капюшоном.

— Эй, — тихонько позвала я его.

— Я не могу обернуться, — сказал он. — Но в остальном я, кажется, веду себя вполне нормально. Пока еще никто не попытался меня вышвырнуть. Как у тебя дела?

— У меня все в порядке. Что случилось?

— Посмотри там, у двери.

Я посмотрела. У двери находилась вращающаяся стойка с детскими поздравительными открытками. Я тут же увидела, в чем проблема. Казалось, тот, кто расставлял открытки, хотел причинить Джошу максимум дискомфорта. Вертикальный ряд открыток, мимо которых нужно было пройти, чтобы выйти из магазина, был увешан табличками с цифрами, обозначавшими возраст именинников, для которых эти открытки предназначались. Сверху вниз шли номера 6, 6, 6, 1, 3 и 7. 666 было чуть ли не самым страшным сочетанием цифр для Джоша, а тут к тому же сразу за ним шло число 13.

— Зато в конце есть семерка, — подбодрила я его.

— Одна семерка не поможет. Черт. Ну почему всегда так? Я всего лишь хотел купить открытку папе на день рождения. Раньше они здесь детских открыток не продавали. Я только поэтому и решился зайти в этот магазин, а теперь не могу отсюда выбраться. Мне, наверное, придется стоять тут всю жизнь. Я хотел просто повернуть стойку другой стороной, чтобы их не было видно, но я ведь все равно буду знать, что они там. Да и вообще я боюсь к ним приближаться. Как же это я ничего не заметил, когда входил? Просто идиот.

— Ничего страшного, — сказала я. — Сейчас я их как-нибудь переставлю.

— Ты станешь трогать их руками?

— Ну да, мне это не трудно.

— Но они принесут тебе несчастье.

— Не принесут, — тут я подумала про эффект ноцебо. — Я думаю, что если в них не верить, то они не причинят вреда.

— Но я не могу перестать в них верить.

— Я знаю. Но когда-нибудь тебе это все-таки удастся.

Джош вздохнул.

— Спасибо, что пришла на помощь. Не знаю, что бы я без тебя делал.

— Да ладно тебе, все в порядке.

— Я оставил сообщение Милли, но не знаю, придет ли она. Обычно она мне помогала.

Я вздохнула.

— Да, наверное, теперь ей непросто сюда добраться, она ведь переехала.

— Да.

— С тобой такое часто случается?

Он пожал плечами.

— Последнее время получше, но вообще обычно примерно раз в неделю.

— И ты каждый раз звонишь Милли?

— Да. Она очень добрая. И все понимает. Не знаю, что я буду делать, когда она уедет.

— Уедет? Я думала, она уже…

— Я имел в виду, когда она уедет в Лондон.

— Я не знала, что она собирается в Лондон.

— Собирается. Возвращается к родителям. Кристофер будет страшно рад.

— Боже.

Мы несколько секунд стояли молча и разглядывали ежедневники. В одном из них были отмечены все языческие праздники и фазы Луны, в другом были картинки с грибами и советы, какой вид когда следует собирать, к третьему прилагалась таблица приливов и отливов девонского побережья. Я взяла грибной ежедневник и открыла его наугад. Мне досталась октябрьская страничка про бледную поганку, которая выглядела точь-в-точь как луговой шампиньон, если не считать белой оборки на ножке. С шампиньонами можно приготовить отличный бутерброд с жареным хлебом, а вот если съесть бледную поганку, умрешь. Я про это уже знала, потому что мы с Либби и Бобом иногда ходили в лес за грибами и ягодами. У Боба было правило никогда не брать никаких грибов с белой оборкой, но Либби уверяла, что знает, какие из них ядовитые, а какие нет, и поэтому собирала все, что ей нравилось. Одному их знакомому делали диализ печени после того, как он наелся кроваво-красноватых паутинников, приняв их за лисички. На Либби эта история не произвела никакого впечатления. Мне же смерть из-за гриба казалась чем-то совершенно немыслимым. Я поставила ежедневник на место.

— Ладно, — сказала я. — Пойду займусь…

— Подожди, — перебил меня Джош. — Ничего, если мы постоим здесь еще минутку, прежде чем ты к ним притронешься? Мне надо подготовиться. Мы ведь можем еще немного поизучать ежедневники?

— Хорошо. Тогда дай мне знать, когда будешь готов.

— Я тебе не рассказывал анекдот про наводнение?

— Кажется, нет. Что за анекдот?

— Один глубоко верующий человек слышит новость о том, что приближается наводнение. Все жители его деревни эвакуируются, но, когда его спрашивают, почему же он не уходит, он отвечает: «Господь меня спасет». И вот начинается наводнение, вода поднимается все выше и выше. Человек забирается на крышу своего дома. За ним приплывает спасательная лодка, но он отказывается в нее сесть. «Господь меня спасет», — говорит он, и лодка уплывает. Вода тем временем поднимается еще выше, и вот уже из нее выглядывает лишь крошечный кусочек крыши, на котором сидит мужчина. Прилетает вертолет, спасатели спускают ему веревочную лестницу, но он машет, чтобы те улетали, «Господь меня спасет», — говорит он. В итоге мужчина все-таки тонет и попадает в рай. Он ужасно зол, идет прямиком к Богу и спрашивает, почему тот позволил ему умереть. «Я так в тебя верил, а ты меня не спас!» — говорит он, на что Бог ему возмущенно отвечает: «А кто послал тебе предупреждение, лодку и вертолет?»

Я рассмеялась.

— Хороший анекдот. Ах да, к вопросу о рае: я привезла тебе «Второй Мир».

— Спасибо.

— Он в машине с Бешей. Надеюсь, она его не съела.

— Да, хорошо бы.

На двери звякнул колокольчик, и я оглянулась. Это была Милли.

— Привет, — сказала она мне.

— Привет, — ответила я. — Он не может обернуться.

— Милли, — обрадовался Джош, продолжая стоять к ней спиной. — Извини, что опять тебя побеспокоил. Большое спасибо… Как ты?

Пока он говорил, Милли одними глазами задала мне вопрос, и я кивнула головой в сторону открыток. Она кивнула мне в ответ. Милли тоже сразу поняла, в чем проблема. Она была моложе меня, моложе даже моего брата Тоби, но казалось, будто возраст в ее жизни не играл ровным счетом никакой роли. У нее были рыжие блестящие волосы и светло-серые глаза. Морщин у нее совсем не было, но лицо от этого не выглядело детским. В последний раз мы виделись около года назад, на вечеринке по случаю шестидесятипятилетия Питера. Кристофер тогда разболелся и остался дома, поэтому я пошла одна, чтобы помочь Джошу и Питеру с угощением. Милли играла на арфе. Когда остальные гости разошлись, мы вчетвером еще долго сидели, пили эспрессо из электрической кофеварки, смеялись над анекдотами Джоша и разговаривали о своих планах на следующий год. Питер планировал готовиться к экзамену по теории музыки пятого уровня, а кафе открывать только по вечерам. Джош собирался записать свою теорию всего и помириться еще с какой-нибудь цифрой. Милли сказала, что научится шить и будет сама мастерить себе одежду. Это было больше похоже на Новый год, чем на день рождения. Я сказала, что планирую дописать роман, и больше мне ничего в голову не пришло. После этого я еще очень долго подумывала о том, чтобы позвонить Милли и предложить ей вместе пообедать или выпить где-нибудь кофе, но я этого так и не сделала, потому что тогда мне пришлось бы врать Кристоферу и придумывать, куда я иду. Ну и кроме того, у меня никогда не было денег ни на обед, ни на кофе.