почти каждый мало-мальски опытный традиционалист IV/X в.[1376] Особая литература, возникшая в этом веке, занималась только вызванными недостаточным пониманием текста разночтениями (тасхифат), и об этом также писали как ад-Даракутни, так и ал-Хатиб[1377].

Критическая работа над хадисами с самого начала была посвящена отдельным авторитетам (ма‘рифат риджал ал-хадис), установлению их имен и их оценке с точки зрения того, «надежны» (сикат) они или «слабы» (ду‘афа), затем теории подобной оценки, т.е. установлению тех необходимых свойств, которыми должен отличаться полноценный передатчик хадисов (ма‘рифат ал-джарх ва-т-та‘дил). Передают, что первое сочинение подобного рода написал Йахйа ибн ал-Каттан (ум. 198/914)[1378]. После сопоставления классических трудов пристальному исследованию подвергались теперь главным образом названные в них авторитеты и писались книги о передатчиках обоих Сахихов и т.п. Требование непрерывной цепочки передатчиков[1379] позднее привело от составления биографий и оценки каждого из этих свидетелей в отдельности к написанию их общей истории. Так возникли «хроники» (таварих) III/IX в.— такие, как хроника ал-Бухари (ум. 256/870), составленная по принципу времени и места «Большая книга поколений» Ибн Са‘да (ум. 230/845) и так называемые «истории городов» III/IX в. и IV/X в., которые увенчались «Историей Нишапура» ал-Хакима (ум. 406/1015),— полагают, что в ней были собраны еще более подробные жизнеописания, чем у ал-Хатиба[1380],— Та’рих Исфахан Абу Ну‘айма (ум. 430/1038) и Та’рих Багдад ал-Хатиба (ум. 463/1071). До каких тонкостей дошла в них критическая техника, показывают сочинения ал-Хатиба: «Об отцах, которые передавали хадисы по словам их сыновей» и «Книга сподвижников пророка, которые передавали хадисы по словам последующего поколения»[1381]. Эти биографические познания пользовались в то время весьма высокой оценкой. Кади Абу Хамид из Мерва (ум. 362/972), знаменитый как учитель великого писателя Абу Хаййана ат-Таухиди, считал биографии «морем решений и сокровищницей кади»; он утверждал также, что находчивость юриста <т.е. искусство применения аналогии> определяется степенью его знакомства с этими биографиями[1382]. Больше всего поражало у ал-Хатиба, как точно он мог доказать поддельность документа, исходя из анахронизмов в подписях[1383].

В IV/X в. ал-Карабизи (ум. 378/988) написал ту самую книгу об именах и прозвищах передатчиков, которая во все времена считалась лучшей[1384].

Раньше исторические исследования пользовались у богословов такой дурной славой, что Ибн Исхак (ум. 151/767), как передают, язвительно спрашивал одного ученика, занимавшегося изучением истории: «А кто же, собственно говоря, был у Голиафа знаменосцем?»[1385]. Теперь же аз-Зинджи, называя лекции по изучению хадисов, которые он слушал в начале IV/X в., говорит исключительно о таких исторических предметах, как история ал-Мубаййида «носящих белое», смерть Хаджара (Ибн ‘Ади), предводителя шиитов, книга о битве при Сиффине, книга о «верблюжьей битве»[1386]. Позднее, однако, направление ветра переменилось, и ан-Навави упрекает Ибн ‘Абд ал-Барр (ум. 463/1071) в том, что он, мол, испортил свою книгу тем, что отвел в ней место для сообщений историков[1387].

Успешно совершенствовалась в IV/X в. и теория критики хадисов; начиная с этого времени она получила свою собственную терминологию. Так, Ибн Абу Хатим ар-Рази (ум. 327/939) построил целую шкалу оценок для передатчиков: сика — «надежный», муткин — «точный», сабт — «солидный», худжжа — «авторитет», ‘адл хафиз — «хорошая память», дабит — «достоверный», садук — «правдивый», махаллуху ас-сидк — «склонный к правдивости», ла ба’с бихи — «не внушающий опасения»[1388]. Говорят, что первым установил три основных класса передачи ал-Хаттаби (ум. 388/998): «совершенный» (сахих), «хороший» (хасан) и «слабый» (да‘иф); ад-Даракутни (ум. 385/995). определил та‘лик, а ал-Хаким (ум. 405/1015) поставил на ноги как самостоятельную науку «Основы науки о предании» (усул ал-хадис) в том виде, как она существует и по сей день, так что и в этой области последующие столетия также смогли добавить к трудам IV/X в. лишь второстепенное. Даже и внешнюю форму изложения — деление на множество «видов» (анва‘) — сохранили со времен ал-Хакима[1389], от него же исходит и обычай переписчиков ставить точку в середине кружочка, заключающего хадис, лишь после сравнения текста[1390].

Второстепенную роль в богословском мире играли чтецы Корана (мукри’ун). Ал-Мукаддаси, описывая провинции, никогда не упускает случая указать, какая школа чтецов преобладает в ней, но самих чтецов он явно не очень-то жалует. Он отмечает, что их главными отличительными признаками являются: корыстолюбие, гомосексуализм и отсутствие дисциплины[1391]. И в эту область около 300/912 г. Ибн Муджахидом был внесен раздор[1392]. Поэтому приблизительно в его время вокруг истинного текста Корана велись ожесточенные бои. Правительство даже создало своими действиями своего рода мучеников. Так, Ибн Шанабуз (ум. 328/939) был бит плетьми по распоряжению везира Ибн Мукла и должен был отречься от шести различных вариантов чтения Корана такими словами: «Мухаммад ибн Ахмад ибн Аййуб говорит: „Я читал те буквы, которые противоречат возводимой к ‘Осману книге и чтению, принятому сподвижниками посланника Аллаха. Теперь же мне стало ясно, что это было заблуждение. А посему я, каюсь в этом и отрекаюсь от такого чтения, ибо книга ‘Османа есть сама истина, которой нельзя ни противоречить, ни искажать ее“»[1393]. И, несмотря на это, он оставил после себя учеников, одного из которых назвали аш-Шанабузи, и умер он лишь в 387/997 г. почитаемым «чтецом»[1394]. До нас дошли как его варианты разночтений, так и варианты других: они носят в высшей степени безобидный характер. Однако в этом вопросе надо было ко всему относиться крайне серьезно: обязывала догматика слова Аллаха. Умерший в 354/965 г. богослов ал-‘Аттар защищал в одном из своих толкований некоторые чтения, расходившиеся с официальной редакцией, придерживаясь только начертаний согласных; он утверждал, что в огласовке разрешается все, что дает смысл в классическом арабском языке. На него донесли, он был вызван на суд юристов и «чтецов» и принес покаяние, причем отречение его было изложено в письменном виде и подписано всеми присутствовавшими. Передают, что, невзирая на это, он все же сохранил свои собственные варианты чтения до самой своей смерти и даже преподал их своим ученикам[1395].

В 398/1008 г. еще раз неожиданно появился Коран, расходившийся с официальной редакцией и выдававшийся за экземпляр знаменитого отщепенца Ибн Мас‘уда. Коран этот был сожжен кадиями, а около полуночи появился человек и проклял тех, кто сжег его. Его убили[1396].

Как четыре правовые школы, в IV/X в. семь канонических школ чтения Корана вытеснили большую часть разночтений[1397]. Выделение восьми школ чтения Корана также явилось делом этого века[1398].