и политическому статусу евреев в какой-либо другой стране». Принятие Декларации Бальфура фактически было согласием Великобритании с целями сионистского движения, тем самым стремившейся заручиться поддержкой еврейских общин в Первой мировой войне и ослабить позиции Франции, согласно принятому в 1916 году соглашению Сайкса-Пико претендовавшей на участие в управлении Палестиной. 24 апреля 1920 года Декларация Бальфура была утверждена на конференции союзников в Сан-Ремо, а 24 июля 1922 года включена в текст Мандата Великобритании на Палестину, утвержденного Лигой Наций. Согласно статье второй Мандата «Мандаторий несет ответственность за установление в стране таких политических, административных и экономических условий, которые обеспечат установление еврейского национального дома, как это указано в преамбуле». Несмотря на то, что Декларация Бальфура в дальнейшем реализовывалась Великобританией достаточно непоследовательно, ее принятие было одним из важных факторов, предопределивших успех сионистского проекта и дальнейшее создание еврейского государства в Палестине.

Переход Палестины под власть Великобритании закономерно закончил цикл чужеземного владычества над Землей Израиля, который начался со времени вавилонского завоевания, ставшего началом эпохи господства четырех мировых держав. Британская империя получила от Лиги наций только временный мандат на управление Палестиной, для создания там «еврейского национального очага», таким образом, не обладая полной и безусловной властью над этой территорией. Принятая в 1917 году Декларация Бальфура в итоге привела к созданию государства Израиль, получившего независимость в 1948 году. Подобное толкование пророчества, содержащегося в Дан 2 и Дан 7, вполне укладывается в общий смысл видений и хорошо гармонирует с их маккавейской интерпретацией, характерной для сирийской традиции.

Таким образом, мы выделили сразу несколько возможных смыслов, относящихся к фигуре Сына Человеческого. Она может быть представлена как символ гуманности и рациональности, как коллективный символ обездоленных и угнетенных, как символическое изображение еврейского народа. Все эти прочтения образа Сына Человеческого находят свое подтверждение в событиях 1917–1918 годов. Тем не менее содержание седьмой главы книги Даниила не ограничивается изображением воцарения Сына Человеческого. Как мы уже отмечали выше, автор книги Даниила мыслил дарование земной власти «народу святых Всевышнего» как происходящее одновременно с небесным воцарением «святых Всевышнего», то есть ангелов и, возможно, пребывающих на небесах душ праведников[372]. По мнению целого ряда исследователей, Сын Человеческий также может быть истолкован как коллективный символ «святых Всевышнего» или изображение их руководителя – архангела Михаила. Указанная интерпретация не представляется нам убедительной с историко-филологической точки зрения, однако она вполне возможна в качестве одной из граней sensus plenior, заключенного в фигуре Сына Человеческого.

Исходя из сказанного выше, мы можем предположить, что события, предсказанные в Дан 7, не могут ограничиваться изменениями в земном мире; после падения наследников Римской империи в 1917–1918 годах в трансцендентной, духовной сфере должно произойти воцарение некоторых высших, ангельских сущностей. На первый взгляд подобный тезис выглядит едва ли не фантастическим и не поддающимся проверке утверждением, которое неизбежно должно увести нас в мифологию: из истории экзегетики книги Даниила сразу же вспоминается печально известный адвентистский тезис о том, что в 1844 году, по истечении 2300 лет после указа Артаксеркса Эзре, Иисус Христос вошел в Святая Святых небесного Храма. Однако эта адвентистская концепция была лишь попыткой оправдать отсутствие реальных земных событий в 1844 году, на который Чарльзом Расселом была назначена дата второго пришествия. В случае событий, происходивших в 1917 году, дело обстоит совершенно иным образом. Мы можем уверенно утверждать, что в нашем земном плане произошло по крайней мере два уникальных символических события, раздвигающих горизонты нашего обычного чувственного восприятия. Оба этих события содержат в себе прямые аналогии с видением Дан 7 о воцарении святых Всевышнего и Сына Человеческого, проливающие свет на правильное толкование образности этого видения и обогащающие его новыми дополнительными смыслами. И, что еще более важно, эти чудесные события были напрямую связаны с происходившими в это время социальными и политическими потрясениями, коренным образом изменившими всю историю мира. Речь в данном случае идет о двух тесно связанных между собою чудесах: явлении Державной иконы в России и Фатимскими явлениями в Португалии.

Первым историческим эпизодом, который может быть символической аналогией воцарения Сына Человеческого, стало явление иконы Богородицы «Державная», произошедшее 2 марта 1917 года, в день отречения последнего русского императора. Вкратце напомним читателю историю ее обретения. В феврале 1917 года крестьянке подмосковной деревни Починок Евдокии Андриановой приснился сон: голос торжественно объявил ей, что «есть в Коломенском большая черная икона, ее нужно сделать красной и пусть молятся»[373].

Через две недели она вновь увидела сновидение с близкими образами: «Вижу – белая церковь, где должен быть спор со старообрядцами, вижу – в храме народ стоит в беспорядке, прохожу на середину, народ вмиг пропал и только осталась одна женщина, которая села среди храма»[374]. Затем сновидица узнает в этой женщине «Царицу Небесную». Несмотря на то, что второй сон был не столь ясным (в нем было много достаточно случайных деталей, характерных для сновидений), именно он окончательно побудил женщину пойти в Коломенское. В Вознесенской церкви села Коломенское она сразу же узнала церковь из своего сна и обратилась к ее настоятелю, протоиерею Николаю Лиxачеву, с просьбой отыскать икону, о которой ей было сказано во сне. После долгих поисков отец Николай обнаружил в подвале большую почерневшую икону. После того, как ее отмыли, все увидели изображение «Царицы Небесной, восседающей на Царском Троне, в руках имея скипетр и державу в красной мантии, на голове корона, на коленах Божией Матери – Благословляющий Спаситель»[375] – образ, соответствующий сонным видениям Евдокии Андриановой. Это событие произошло 2 марта 1917 года, в день отречения Николая II. Икона сразу же стала объектом широкого почитания со стороны верующих, увидевших в ее обретении знак того, что Дева Мария стала хранительницей русского государства после падения монархии.

В этой истории примечательно все – и сам образ, и время, и место его явления. «Державная» относится к типу богородичных икон – «Панахранта» («Всенепорочная»), на которых Дева Мария изображена сидящей на троне с Младенцем на коленях. В Византии этот образ получил название «Богородицы Кипрской»[376]. Этот иконографический тип широко распространился уже в VI-VII веках. По мнению исследователей изображения Богородицы, сидящей на троне, сложились не без влияния портретов византийских императриц той эпохи[377]. Позднее этот иконописный тип получил распространение на Руси и в других славянских странах. Тем не менее на перечисленных иконах отсутствует важная деталь, характерная для «Державной», – корона, венчающая Деву Марию. Первые подобные изображения мы находим на римских фресках VII-VIII веках н.э. – на них Богородица изображалась в