сюда никто не спешит. Эльфы специально медлят, давая нам долгожданную возможность побыть немного наедине. Вроде бы крошечное упущение в исполнении данного им приказа, но при этом ненавязчиво естественное и невероятно желанное.

Вопросительно заглядываю в лицо полукровки — оно так близко, что на коже отчётливо ощущаю горячее дыхание. Его ноздри широко раздуты, как и мои, наверно. Ведь я тоже жадно вдыхаю его запах — терпкий, немного горький и какой-то влекуще-родной.

Янтарь в глазах почти исчез — утонул в черных огромных зрачках. Тяжелая рука ложится мне на плечи, слегка притягивая к себе, вызывая внутри приятный трепет, а снаружи заставляя покрыться мурашками. Другой рукой полукровка убирает упавшие мне на лицо пряди волос, поясняя негромко:

— Чтоб не мешали.

Чему? Смутившись, перевожу взгляд на костер. Интересно, насколько близкие они друзья с Маэглином. Сколько еще времени тот готов увлеченно заниматься лошадьми?

— Устала?

Мотаю головой легонько и поглаживаю подушечками пальцев гладкий камень, покоящийся на моей груди.

— Нет. Директриса Элуйдес подарила мне напоследок амулет, снимающий усталость. Странная магия.

— Странная?

— Вернее, незнакомая. Она обещала, что я вообще не почувствую усталость во время поездки.

— И как, оно работает? — свободной рукой, которой только что он убирал мне волосы, Хродгейр проводит по камню, заодно обжигая кожу в зоне декольте легкими, невесомыми касаниями. От камня его пальцы рисуют дорожку немного в сторону — и обводят родимое пятнышко, раньше такое нелюбимое. Ласково, бережно и немного щекотно. Пожалуй, впервые я рада, что он у меня есть, этот опознавательный знак…

— Всегда мечтал до твоей бабочки дотронуться, — шепчет мужчина, и внезапно одной ладонью обхватив лицо, поворачивает и тянет к себе, — и по губам твоим жуть как изголодался!

Этих слов я ждала, будто дождя после долгой засухи!

Стоит его губам прикоснуться к моим, стоит мне расплавиться под их жарким напором, забыть обо всем на свете, раствориться в его движениях, как… до нас доносится неожиданное и очень громкое:

— Значит, вы нас ждали?

— Что? — мы с Хродгейром неохото распадаемся на части из общего целого и непонимающе разглядываем лицо Маэглина.

Вроде бы почти бесстрастное, но эти смешинки во взгляде просто убивают!

— Ну, вы без нас до сих пор не начали ужинать… Ждали нас, говорю. И правильно делали! В хорошей кампании ужинать веселей.

От возмущения готова лопнуть! Поворачиваюсь к Хродгейру, недоверчиво всматриваюсь в его смеющиеся глаза и уточняю чуть громче, чем следует:

— И вот этого эльфа ты считаешь своим другом?!

— Всему свое время, — шепчет он едва слышно, мигом посерьезнев. — Когда ты станешь моей, фэйри, мы с лихвой наверстаем упущенное!

"Когда", а не "если". Всего лишь маленький нюанс в короткой фразе, но такой многообещающе вкусный! Улыбнувшись своим мыслям, вынимаю из сумы мясо, завернутое в водонепроницаемую ткань… Пожалуй, самое время поесть!

Глава 60

— Папочка, я не понимаю, — голос Гретты задрожал. — Когда мы приехали к сиру Крёзу в прошлый раз, первый советник был мил и учтив! А сегодня принял нас холодно, будто мы жалкие оборвыши, напросившиеся на обед! Как такое возможно? Может, он узнал, что Ханна не собиралась замуж за полукровку и понял, что мы его обманули?

Мужчина окатил девушку холодным взглядом. Словно не любимая дочь перед ним сидела в расстроенных чувствах, а безмозглое, надоедливое создание. Стало еще обиднее, чем во время недавнего обеда.

Девушка решила, что отплатит ему тем же. Пусть на себе прочувствует, каково оно — вот так сидеть в тесном, замкнутом пространстве с родным человеком, который откровенно тебя игнорирует!

Гретта сжала тонкие губки, формой точь-в-точь в отца, и отвернулась к окошку. От давящей тишины стало невмоготу, а пейзаж за окном, однообразный и скучный, лишь усиливал мрачное состояние души. Чтобы отвлечься она начала про себя считать. Добралась кое-как до ста, и не выдержала. Опять уставилась на отца, такого безукоризненного в своей белоснежной рубашке, такого неприступного, и взмолилась:

— Папа, не молчи! Ты от меня вечно что-то скрываешь в последнее время! Так не честно! Что за тайны у двух близких людей! Несколько лет назад я лишилась мамы. А когда я, наконец, привязалась к сире Альвире, то она заболела, как будто злой рок какой-то! Потом я лишилась сестры, которая мне стала почти родной за последнее время… Прошу, не смотри на меня так сердито! Знаю, ты и раньше недолюбливал Ханну, а после побега ее просто возненавидел! Но я не могу ее ненавидеть вместе с тобой…

Врезавшись в равнодушное молчание, как в стенку с разбега, Гретта почувствовала, что рвется тонкая ниточка, соединявшая их с отцом, и так в последнее время подгнивавшая сразу в нескольких местах. В отчаянии она затараторила еще быстрее:

— Сегодня я лишилась жениха, который, как мне казалось, был у меня в кармане! А сейчас у меня такое чувство, что я вот-вот лишусь отца. Тогда я останусь совсем одна… Папочка, миленький, не молчи! Что произошло между тобой и сиром Крёзом? Почему он был так резок сегодня? Почему говорил, мол, тому, кто его подвел, больше нет доверия? Значит, ты его подвел?

Мужчина окинул дочь тяжелым взглядом и заговорил тем тоном, которым, бывало, отчитывал нерадивую служанку за плохо помытый пол:

— Даже если и подвел, то тебя это не касается. Думал, ты ему нравишься, и мои ошибки на его симпатию к тебе не повлияют. Но оказалось, повлияют. А раз так, выхода нет. Тебе придется уехать. Я уже написал в школу благородных девиц. Она находится на другом конце королевства — как раз то, что надо. Там тебя никто не найдет. Ты будешь в безопасности. И не спорь! — прикрикнул он на пораженную девушку, открывшую, было, рот. — Поедешь, как миленькая! Ты должна уехать из дома. Должна и точка!

— Папа, но я…

— Замолчи. Я не намерен тебя уговаривать. Не в том настроении. Еще одно слово — и сядешь под домашний арест ровно до отъезда в школу!

Гретта закусила губу, а вот когда из глаз покатились теплые капли, она даже не пыталась их сдерживать. Плакала, кулачком вытирая мокрое лицо и почти бесшумно всхлипывая, чтобы не раздражать лишний раз отца.

Пусть он увидит, как глубоко ее расстроил! Тогда он поймет, что перестарался с суровостью и раскается в своих словах! Он такой. Вспыльчивый, но отходчивый.

Однако за следующие пол часа сир Фрёд не сказал ни слова. Казалось, он даже думать о дочери забыл. У Гретты тем временем иссякли слезы.

Она сидела, пальчиком выводя узоры на шелковой, каретной обивке. Инстинкт подсказывал ей,