Быстро рассредоточившись, все трое вскинули оружие, по молчаливому согласию пропуская вперед Родимцева. Капитан рванул на себя дверь, ведущую из небольшого прямоугольного коридора в комнату, где засел Дерябин, укрылся за ней, прижавшись к стене, а Дробот со Смирновым обстреляли дверной проем. В ответ никто не выстрелил, и капитан отрывисто выкрикнул:

– Пошли!

Прикрывая друг друга, Роман и часовой ворвались в комнату.

Здесь никого не было.

Только широко распахнутая дверь, ведущая в кабинет коменданта, тот самый, где Родимцев вчера переночевал. И где меньше часа назад оставил подаренную щедрым гвардейцем-сибиряком немецкую винтовку. С патронами к ней.

Позади, с улицы, к отдаленным звукам перестрелки и разрывам гранат прибавился вдруг еще один – резкий, громкий, разбудивший коменданта нынче утром.

Взревел мотор мотоцикла.

Выбежав из комендатуры, они увидели, как Дерябин, оседлав мотоцикл, уже успел развернуться, пыля на площади, и, пригнувшись к рулю, словно всадник к конской гриве, мчался на полной скорости туда, откуда совсем недавно появились нежданные гости. Он прорывался в сторону, противоположную той, откуда все еще доносились выстрелы.

– Стой! – заорал Родимцев, пальнул вслед беглецу, а затем, отрывисто приказав часовому: – Будь тут! Свяжись с Особым отделом! Потом на пост вернись! – побежал к полуторке.

Легко забросив себя в кабину, Игорь завел мотор, и когда грузовик двинулся с места, с другой стороны рядом с ним оказался Дробот, запрыгнув на ходу. Покосившись сначала на него, потом – на автомат в его левой руке, Родимцев промолчал, сосредоточившись на погоне за диверсантом.

Они замешкались, полуторку не удалось развернуть так же лихо, как Дерябин укротил мотоцикл. К тому же, выбравшись через окно на противоположную сторону, обогнув здание и оказавшись у врагов в тылу, Николаю удалось выиграть еще несколько выгодных для себя секунд. Так что когда грузовик выровнялся и помчался за мотоциклистом, тот почти скрылся из виду, свернув на повороте влево.

– Уйдет! – выкрикнул Дробот.

– Дороги другой нет! – огрызнулся Родимцев и зачем-то прибавил: – Молчать!

Нога капитана намертво срослась с педалью газа.

Свернув на том же повороте, они вновь увидели перед собой стремительно удаляющийся мотоцикл, наполовину растворенный в клубах дорожной пыли. Грузовик подкидывало на разбитой дороге, и Дробот с трудом удерживался, чтобы не свалиться на ведущего машину Родимцева. Автомат от такой балансировки свалился под ноги, и, наклонившись за ним, Дробот хватил головой о переднюю панель, разбив лоб до крови и сразу почувствовав, как на месте удара набухает шишка.

– Держись, – бросил Игорь и, помолчав немного, добавил, не спуская глаз с мотоцикла: – Тот самый Дерябин?

– Узнал он меня. Сам же видел, Ильич, – ответил Дробот, окончательно позабыв о субординации. Другой, который возле машины… Со мной в лагере был, так что…

– Прокурору расскажешь! – отрезал Родимцев.

– Зачем прокурору? – опешил Роман.

– Тут не допрос, я не следователь! После договорим, понял?

– А разве еще ничего не ясно?

– Все мне ясно! Ты закроешь рот, твою мать?

Дробот кивнул, крепче сжав автомат. Но потом все-таки не сдержался:

– Остальные как?

– Какие остальные?

– Я понял, Дерябин на этой машине не один приехал.

Глаза Родимцева сузились – он снова вспомнил Полину и «латыша».

– Слыхал – воюют в поселке. Наши очухались, не иначе. Этого бы гада не упустить.

– Согласен.

– Кто тебя спрашивает!

Теперь Дробот замолк надолго, продолжая следить через лобовое стекло за мотоциклистом. Как раз в тот момент беглец вырвался из поселка. Еще немного – и полуторка тоже оставила Хомутовку позади. Расстояние между ним и полуторкой медленно, но уверенно сокращалось.

– Куда ж ты прешь, – процедил Родимцев, явно говоря сам с собой. – Там же тракт один, по дороге транспорт ходит, на что надеешься… Не выскочишь, сука…

Словно услышав эти мысли вслух, Дерябин неожиданно резко свернул влево, уходя с основной дороги на проселочную, а затем и вовсе выскочил на поле. Мотоцикл подскакивал на кочках, передвигаясь по пересеченной местности быстро и неуклюже, держа курс на лесополосу.

– Ну, и куда? – процедил Родимцев.

Хотя и он, и Дробот прекрасно понимали – рвануть под прикрытие леса для Дерябина единственный выход. Видно, он хорошо знал местные транспортные развязки, потому также отдавал себе отчет: ничего хорошего на основном шоссе его не ждет.

Когда полуторка выехала на поле, трясти стало еще сильнее. Роману в какой-то момент показалось, что капитан не удержит руль, если не сбавит скорость, но Родимцев по-прежнему уверенно жал на газ, и у них даже появились шансы догнать диверсанта, прежде чем тот окажется под лесным прикрытием – мотоциклисту на колдобистом грунте приходилось еще тяжелее.

Внезапно ситуация резко изменилась. Дробот даже не сдержал какого-то слишком уж детского восторженного крика. Мотоцикл вдруг взбрыкнул, словно скакун задними ногами, – видимо, переднее колесо на полной скорости въехало в глубокую канаву, и теперь уже Дерябину не удалось удержать его. На секунду замерев в воздухе, он перевернулся, выбрасывая мотоциклиста из седла через рогатый руль. Однако если бы это произошло на ровной дороге, грузовик догнал бы потерпевшего аварию в считанные секунды. Здесь же, мчась через поле, Родимцев поневоле вынужден был ехать не по прямой, потому и в этой, невыгодной для себя ситуации Дерябин получил незначительную, однако в его положении – очень важную и нужную фору.

Сидящие в кабине грузовика поняли это, когда прогремели первые выстрелы.

Сначала пуля разбила лобовое стекло, и по нему разбежались паутинки трещины. Дробот отшатнулся, Родимцев пригнулся, но второй пули ему избежать не удалось: она чиркнула по правому виску, процарапав глубокую борозду, кровь хлынула по лицу, заливая глаза. Игорь схватился правой рукой за рану, левой пытаясь все-таки удержать руль, но безуспешно: он только развернул полуторку правым боком к мотоциклу, до которого оставалось не больше тридцати метров. Нога соскользнула с педали газа, и грузовик замер. Следующая пуля пробила правый передний баллон, машина дернулась и слегка просела.

Дерябин, заняв позицию за мотоциклом, перезарядил винтовку, по-прежнему удивляясь собственному спокойствию.

Впрочем, он при этом понимал: спокоен как всякий, кому нечего терять и кто цепляется за жизнь только потому, что любое живое существо готово цепляться за нее до последней секунды. Даже не собираясь отвечать самому себе на вопрос, откуда в этом поселке вдруг взялся Роман Дробот, его, без преувеличения, злой гений, которого он лично несколько раз обрекал на верную смерть, Николай вместо этого признал: операция «Фейерверк» не задалась с самого начала, и, выходит, такова его судьба. Не возникни Дробот, случилось бы что-то другое.