В 1862 году в Троекурове писатель заканчивает свою автобиографическую работу «Немного лет назад». Но это был и последний год его пребывания в собственном доме. Троекуровский участок пришлось продать и ограничиться жизнью в Москве.

Между тем Троекурово начинало испытывать все большее влияние промышленного развития города. В 1884 году здесь существует мельница на Сетуни, химический завод и всего-навсего один двор с 12 мужчинами, 3 женщинами и единственная дача. Спустя шесть лет остатки усадьбы были поделены между двумя владелицами: «вдовой потомственного почетного гражданина» Е. А. Нейфильдт и княгиней А. М. Хилковой. Муж последней, М. И. Хилков, являлся небезынтересной личностью рубежа нового столетия.

Его трудовая биография началась в 1864 году в Америке. Здесь он стал рабочим в англо-американской компании по сооружению Трансатлантической железной дороги, затем — заведующим службой подвижного состава. Америка сменяется Англией, где М. И. Хилков работает около года слесарем на паровозном заводе в Ливерпуле. В 1882–1885 годах он является управляющим Министерством общественных работ, путей сообщения, торговли и земледелия Болгарии, после чего переходит на Закаспийскую железную дорогу, с 1894 года становится инспектором всех железных дорог России, а с января следующего года — управляющим Министерством путей сообщения. И только события октября 1905 года побудили М. И. Хилкова уйти в отставку.

…Воздвиженка, 6, — здание городской думы Москвы 1880-х годов. Сегодня этого дома не видно. Он — во дворе, тесно окруженный другими строениями.

Это здесь, вскоре после разлуки с Троекуровом, переживает И. И. Лажечников свой самый волнующий день. По инициативе А. Н. Островского Артистический кружок проводит 3 мая 1869 года чествование писателя по поводу пятидесятилетия его творческой деятельности. Когда-то А. С. Пушкин писал о «Ледяном доме»: «Многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык». Речь А. Ф. Писемского вторила пушкинским словам: «Перед вашими товарищами романистами вы имели огромное преимущество: добродушного Загоскина вы превосходили своим образованием и уж, разумеется, как светоч ничем не запятнанной честности, горели над темною деятельностью газетчика Булгарина; в ваших произведениях никогда не было бесстрастных страстей Марлинского и его фосфорического блеска, который только светил, но не грел; ваша теплота была сообщающаяся и согревающая. Вы ни разу не прозвучали тем притворным и фабрикованным патриотизмом, которым запятнал свое имя Полевой, и никогда не рисовали, подобно Кукольнику, риторически ходульно-величавых фигур. Всех их были вы истиннее, искреннее и ближе стояли к вашему великому современнику Пушкину, будя вместе с ним в душах русских читателей настоящую и неподдельную поэзию».

Конечно, из многих владельцев усадьбы можно было выбрать одну семью, особенно если именно с нею связывалось строительство сохранившегося до наших дней своеобразного усадебного ансамбля: несколько служебных построек, главный дом, парк датировались рубежом XVIII–XIX столетий и, значит, относились ко времени, когда селом Олтуфьевом владели князья Куракины. Правда, оставалась еще Крестовоздвиженская церковь, построенная в 1750–1763 годах, — достаточно редкий для Москвы образец архитектуры позднего барокко. Ее создание не укладывалось в «куракинские годы», требовало своих объяснений. Однако объяснений не было, как не было в энциклопедии «Москва» и веселой речки Самотышки, на которой веками стояло бесследно растворившееся в разрастающемся городе село, современное название которого — Алтуфьево — появилось лишь в XIX веке.

Документ 1585 года. Поместье деревня Олтуфьево «за Неупокоем Дмитриевичем Мякишевым, а в деревне двор помещиков, а в нем живут деловые люди». Никаких крестьян, никаких крестьянских хозяйств. Ни состоятельностью, ни знатностью упомянутый в документах помещик не отличался. Отец его, Дмитрий Мякишев, был всего-то навсего подьячим, состоявшим в 1550-х годах сначала писцом в Кашинском уезде, а затем с князем Семеном Ивановичем Вяземским межевщиком в Рахове стану.

Год 1623-й. Пустошь Олтуфьево. Смутное время сказало свое слово. Владельцы — братья Архип и Иван Федоровичи Акинфовы. Жестокая статистика прожитых Московским государством страшных лет: в 1592–1593 годах по Московскому уезду числится двести восемьдесят с половиной селений и двести пятьдесят три пустоши, в 1616 году — девяносто одно селение и двести семьдесят восемь пустошей. Пройдет еще около десяти лет, больше станет селений — сто пятьдесят пять с половиной, но значительно больше и пустошей — четыреста двенадцать. Медленно и трудно затягивались раны Смутного времени, продолжавшихся год за годом военных действий. И здесь самым выразительным становится не счет сел и деревень, а число крестьянских и так называемых бобыльских дворов.

Одно из самых больших и богатых селений того давнего Московского уезда — село Клементьевское, превратившееся в Троице-Сергиев Посад. В 1592–1593 годах оно представляется попросту огромным для XVI столетия — тысяча двести семьдесят два крестьянских и двести семьдесят три бобыльских двора. События Смутного времени, осада монастыря почти в восемь раз уменьшили население Клементьевского. В 1616 году в селе сто семьдесят три крестьянских и сорок два бобыльских двора. За следующие десять лет их число заметно возрастет, и все же старые цифры останутся недосягаемыми: пятьсот сорок один крестьянский и триста девяносто три бобыльских двора.

В отличие от первых известных нам владельцев Олтуфьева ставшие его хозяевами в первой четверти XVII века братья Акинфовы были московскими дворянами. Дети Федора Петровича Акинфова, по прозвищу Чудин, они в 1607 году потеряли отца, который, будучи отправлен послом в Персию, погиб по дороге от руки казаков. Братья в службе оказались много удачливей отца, хотя бы по одному тому, что умерли своей смертью да и чинами не были обойдены. Архип Федорович получает в 1629 году назначение воеводой в Красноярск — место хлопотное, опасное, но почетное, Иван Федорович в 1643 году — в Шую. Получит он и чин стольника, и назначение послом в Варшаву при царе Алексее Михайловиче.

Жизнь не помешала И. Ф. Акинфову быть и рачительным хозяином, тем более что со смертью бездетного Архипа Федоровича он становится единственным владельцем Олтуфьева. Ко времени своей смерти в конце 1670-х годов стольник успел превратить его в заселенное, благоустроенное добротное сельцо. На 300—331-м листах Переписной книги № 9813 сохранилось подробное описание разросшихся олтуфьевских владений: «Двор вотчинников, живет прикащик и людей 3 человека, 4 семьи конюхов, в них 12 человек, да поваренных 2 семьи, в них 7 человек, 3 семьи деловых людей, в них 17 человек, двор скотника, людей 4 человека и один конюх». Для полного процветания усадьбы не хватало только собственной церкви, но о ней предстояло позаботиться единственному сыну и наследнику И. Ф. Акинфова — Никите Ивановичу. Думный дворянин, в годы правления царевны Софьи — окольничий, Н. И. Акинфов не отличался ни особым состоянием, ни большими придворными успехами. Тем не менее он оказывается одним из самых деятельных строителей Подмосковья. В акинфовской вотчине, в селе Комягине, на его средства возводится один из лучших образцов древнерусского зодчества второй половины XVII века — Сергиевская церковь. Она появляется почти одновременно с каменной церковью Воздвиженья, которая сооружается в Олтуфьеве. Вчерашнее сельцо становится селом и приобретает новое название — Крестное, или «Воздвиженское, Олтуфьево тож».