Я направился через поле встречать машину.

Когда объяснил ситуацию и показал на виднеющиеся вдали Свинарники, лица у санитаров вытянулись. Тот, что пониже, спросил:

– Сколько весит ваш отец?

– Около семидесяти килограммов.

Лица их вытянулись еще больше. Бредя с санитарами по чавкающей жиже, я слушал, как мои попутчики обсуждают правила охраны труда.

Сопровождал машину «скорой помощи» до Королевской больницы. Невыносимо долго ждал в отделении неотложной помощи, пока кто-нибудь в белом халате и с медицинским образованием даст моему отцу большую дозу опиатов и выведет его из мучительного состояния. Сидел в больнице до тех пор, пока мама не уговорила меня отправиться домой, сказав, будто мои постоянные замечания по поводу неорганизованности и хаоса в травматологии сводят ее с ума и лишь ухудшают положение.

Не успел вернуться домой, как позвонила мама. Отца перевели в другое отделение.

– У него все еще боли, – сказала мама, – здесь не могут найти ключей от шкафчика с наркотиками, а больничная аптека закрыта из-за нехватки персонала. Поэтому я дала ему несколько таблеток своего трамадола, чтобы он смог заснуть.

Я сказал, что она не может оставаться в Свинарниках одна.

– Я не одна, у меня есть Зверь.

Возразил, что она не может оставаться со Зверем, поскольку он, пусть она не сочтет это за грубость, зверь.

– Au contraire,[61]– отрезала мама, – он как раз от природы джентльмен.

Джордж Буш предъявил ультиматум: Саддам Хусейн должен в течение сорока восьми часов покинуть Ирак, иначе коалиционные англо-американские войска вторгнутся в страну Робин Кук подал в отставку. Хотя вы в высшей степени принципиальный политик и большой любитель скачек, мистер Кук, будущее покажет, что в данном случае вы поставили не на ту лошадь.

Вторник, 18 марта

Уже одиннадцать утра, а от Маргаритки ни слова. Позвонил на почту спросить, доставлено ли мое заказное письмо. Менеджер по работе с клиентами ответил, что пока это невозможно проверить, все почтальоны разносят письма.

Ровно в 12.10 я стоял на коленях и заносил в каталог данные об атласах «Рыбы Британских островов». Затянувшееся молчание Маргаритки становилось угрожающим. И тут на меня упали две зловещие тени – Нетты и Майкла Крокус.

Я быстро огляделся. Мистер Карлтон-Хейес находился неподалеку. Встал, прижимая к груди том «Рыбы Северного моря». Крокус в буквальном смысле жевал свою бороду. Нетта держала в руке факсимильную копию моего письма Маргаритке.

Нетта швырнула листок мне в лицо:

– Ты разбил сердце моей маленькой девочки!

Крокус прорычал:

– Ты, презренный кусок пролетарского говна! Моя жена до трех ночи шила изысканнейшие наряды для подружек невесты.

И он двинулся на меня, воздев кулаки.

Я инстинктивно закрылся «Рыбами Северного моря», нечаянно ткнув уголком книги Крокусу в правый глаз. Он зашатался, натыкаясь на полки, роняя на пол книги и вопя, что я ослепил его.

Мистер Карлтон-Хейес изо всех сил старался сдержать рвущуюся в бой Нетту. Юная покупательница в спешке покинула магазин. Сцена вышла отвратительная.

Наконец Крокус, спотыкаясь, удалился вместе с Неттой из магазина, прокричав напоследок, что он заявит в полицию и потребует отдать меня под суд за нанесение тяжких телесных повреждений.

– Мы предъявим тебе иск о нарушении обещания жениться, – прохрипела Нетта, в этот момент она была вылитая свинья.

Когда они ушли, мы повесили на дверь табличку «Закрыто» и прибрались в магазине. Я извинился перед мистером Карлтон-Хейесом за то, что вновь позволил моей личной жизни ворваться в магазин.

– Не переживайте, мой дорогой, – ответил он. – В суматохе мне удалось нанести Крокусу пару крепких зуботычин.

После работы поехал в Королевскую больницу На мой вопрос, как обстоят дела у Джорджа Моула, дежурная медсестра сообщила, что он «все еще беспокоен».

– На больничном языке это означает «все еще мучается»? – уточнил я.

– Да весь день жмет на звонок, – ответила она. – Видать, думает, будто находится в гостинице и вызывает горничную. Это всё лекарства виноваты.

В палате, где лежал отец, находилось еще три пациента.

При моем появлении мама сорвалась со стула:

– Слава богу, ты пришел! Умираю, курить хочу.

Она была в строительной робе, и, далеко не впервые в жизни, мне стало стыдно за ее внешний вид. Громадные сапоги с железными носами казались неуместными в больничной палате.

Отец лежал на спине, устремив в потолок одурманенный взгляд. Я спросил, как он себя чувствует.

– По-моему, наркота подействовала, – мечтательно проговорил он. – Давно мне так хорошо не было, последний раз в шестидесятые.

Глаза его медленно закрылись, и мы с мамой вышли в специальную пластиковую камеру для курильщиков. Там я рассказал ей, что официально разорвал помолвку с Маргариткой.

– Ну и слава богу, – одобрила она.

Затем сообщила, что отцу предстоит операция по удалению двух поврежденных дисков.

Не повлияет ли это на его способность передвигаться, встревожился я.

– Вряд ли, – легкомысленно рассмеялась мама. – Твой папа всегда был бесхребетным, и ничего, двигался.

Позвонил Георгине – «абонент недоступен».

В 3 часа ночи проснулся от суетливого топотка. Поднялся, чтобы выяснить, в чем дело, и тут из кухонного шкафчика, который я оставил открытым, выскользнули три бурые тени. Одна из теней коснулась моей голой ноги.

В ходе последующих изысканий обнаружился полупустой пакетик чипсов «Уокер» с говядиной и луком.

Я делю свой лофт с крысами.

Среда, 19 марта

Позвонил в санэпидемслужбу Лестерского городского совета и оставил заявку, чтобы на Крысиную верфь как можно скорее прислали крысолова с комплектом для истребления грызунов.

Встречался сегодня с моим адвокатом Барвеллом по поводу иска о лебединых экскрементах на лестнице.

Барвелл рассказал, что подслушал на обеде в клубе «Ротари» разговор адвоката Гэри Вялока с королевским адвокатом Аланом Раком-Бриджесом.

– У него железная хватка, мистер Моул. Однажды он судью буквально заставил присудить миллион за причиненный ущерб. И только потому, что одна баба запихнула в кран большой палец ноги и он там застрял.

Мистер Барвелл посоветовал мне урегулировать дело в досудебном порядке, пока мои расходы не зашкалили. Я согласился подумать, но это печальный день для британского правосудия. Статуя в Центральном уголовном суде должна покраснеть от стыда.