– Это для вас, – сказал Оуэн. – Мы дрессировали птицу несколько месяцев. Он должен уметь брать куропаток и даже вальдшнепов.

Энни охватил восторг.

Слуга надел ей на руку кожаную рукавицу с манжетой, а к запястью привязал тонкую, но прочную веревку, второй конец которой был прикреплен к кольцу, надетому на птичью лапку. Когти крепко ухватились за рукавицу. Птица явно почувствовала свет. Ветер ерошил на ее груди пестрые перья.

– Благодарю вас, она просто прекрасна, – Энни любовалась птицей.

Оставив двор замка, они выехали в огромное поле, окаймленное грядой поросших лесом холмов. Вдали виднелся зеленый утес, где паслось стадо овец, за которым присматривал темноволосый пастух. Еще дальше Энни заметила призрачную полосу серого моря.

От порывистого ветра на щеках Оуэна разгорелся румянец. Его веселые глаза с пляшущими в них искорками, чувственный рот делали его просто неотразимым. Не раз Энни задумывалась над значением слов Эвана: «Я был его мальчиком для битья».

По всей видимости, Эван был злопамятным. Бесспорно, Оуэн поверхностен, довольствуется незамысловатыми развлечениями, но ничего опасного в нем, как предупреждал Эван, она не видела.

Загонщики в высокой траве длинными шестами начали искать добычу. Собаки тоже присоединились к ним, рассыпавшись по всему полю. Оуэн снял со своего ястреба колпак, готовясь к охоте.

Вскоре, со свистом рассекая воздух, в небо взмыли две куропатки. Прокричав какую-то команду на уэльском, Оуэн выпустил ястреба. Тот, подобно выпущенной из лука стреле, устремился к высоко плывущим облакам, в несколько секунд настиг одну из куропаток и, набрав высоту, камнем бросился на нее. Когда ястреб, сложив крылья, пошел в атаку, Энни затаила дыхание. Пронзительный крик, похожий на крик ребенка, раздался в воздухе.

Теряя перья, куропатка с глухим стуком упала на землю недалеко от Энни. Девушка, испытывая смешанное чувство ужаса и восторга, направилась к ней. Оуэн за руку остановил ее:

– Дорогая, пусть люди позаботятся о ней.

Но она не подчинилась, и он был вынужден последовать за ней.

– Я просто хочу взглянуть. Я не собираюсь лично потрошить ее или жарить.

Тем временем высоко в небе ястреб Перрота начал снижение, сужая круги, польстившись на приманку сокольничьего. Энни и Оуэн нашли добычу в траве. Она слабо шевелила крыльями, а ее круглый блестящий глаз казался средоточием вселенской боли.

Как ни в чем не бывало, Оуэн подошел ближе, подобрал птицу и, легким движением руки свернув ей шею, снова швырнул в траву.

Энни отвернулась. Перрот вытер руки о камзол.

– Вам не нравятся кровавые зрелища? – спросил он.

– Нет, не нравятся, – прошептала она.

– Ах, Энни, – взяв ее под локоть, Оуэн отвел ее в сторону и поцеловал в лоб. – Вы слишком прелестны.

Она с трудом выдавила улыбку:

– Вы первый, кто ставит мне это в вину.

Он коснулся губами ее щеки:

– Тогда я единственный человек, кто понимает вас по-настоящему.

Перрот не знал о ней самого главного, но его сердечность и теплота, а также дружеское участие согревали ее одинокую душу.

– Понимаете, дорогая, это естественное положение вещей. Такова жизнь! Ястреб рожден для охоты. Обратное противоречит его природе.

– Вы вошли в тайный сговор с природой, – сказала она, разглядывая зачехленную колпаком птицу на своей руке. – Вы лишили ястреба естественной потребности убивать. Он мог бы существовать на кухонных отбросах. Зачем ему убивать другую птицу ради того, чтобы она валялась в поле?

Лорд вздохнул:

– Оставим это, пойдемте лучше выпьем вина. Соколиная охота – развлечение, выдержавшее испытание временем. Забава королей. Вам следует полюбить ее.

Энни настороженно посмотрела на него:

– Почему вы так считаете?

Его взгляд был открытым и невинным, как у младенца.

– Вы благородная дама, – просто ответил он. – Я бы заставил вас полюбить забавы пэров. Вы слишком много времени проводите с Андрэ Скалия, корпя над пыльными трудами философов.

Энни кивнула:

– Я постараюсь понять соколиную охоту.

– Хорошо.

– Оуэн? – Энни набралась мужества. Она должна была уже давно спросить его. – Это правда, что Эван Кэроу был вашим мальчиком для битья?

Светлые глаза Оуэна прищурились:

– Это он вам сказал?

– Это правда?

Оуэн выругался по-уэльски, потом ответил:

– Неблагодарный! Мне следовало ожидать этого: Когда мы были детьми, его наняли мне в товарищи, Энни. В неурожайные годы его отец не умер от голода благодаря деньгам, которые получал Эван. Он пользовался теми же привилегиями, что и я – учителя, уроки фехтования, танцев, верховой езды. Большинство простолюдинов отдали бы многое, чтобы оказаться на его месте.

– Он и наказания делил с вами, или вы оставляли это для него одного?

Оуэн вкрадчиво засмеялся:

– Право, моя дорогая, неужели вы думаете, что я был таким отвратительным и ужасным ребенком? Ну, возможно, Эвана и высекли пару раз вместо меня, но ведь ему за это щедро платили.

Над полем раздался крик, и в воздухе, шумно хлопая крыльями, пролетела стая птиц. Оуэн быстро снял колпак с ястреба Энни и освободил его.

– Нет, – только и успела воскликнуть она, но ее руки поймали воздух. Птица уже была в полете и нацелилась на одну из куропаток. Снова она услышала пронзительный крик, издаваемый существом, которое и понятия не имело о королевской охоте.

Ее ястреб по размеру был меньше птицы Оуэна и с первого раза он не смог сбить свою жертву. Раненая птица, нервно махая крыльями, полетела к лесу, направляясь в зеленую долину, где паслись овцы.

Энни, подхватив юбки, бросилась в ту сторону, куда она улетела. Девушка слышала, как Перрот звал ее, но, не обращая на это внимания, углубилась в лес. Папоротник и другая низкая поросль мешали ее продвижению. Свет солнца затеняла свежая листва, зеленым пологом раскинувшаяся над ней. Она потеряла из виду и сокола, и его жертву, но продолжала идти, желая избавить себя от кровавого зрелища. Спустившись по склону холма, она оказалась на опушке леса.

Вскоре Энни услышала блеяние и поняла, что где-то неподалеку пасется стадо овец. Выйдя на поляну, она увидела мирно пощипывающих траву животных. Их пастух, нагнувшись, рассматривал что-то в траве, его черные вьющиеся волосы отливали на солнце синевой.

– Эван! – воскликнула она, ощутив настолько сильный прилив, радости, что у нее даже перехватило дыхание.

Тот встал и обернулся. На мгновение лицо Эвана озарилось светом, но он тут же овладел собой и нахмурился: