– Энни? Что ты тут делаешь?

Она перепрыгнула через журчащий ручей и показала ему руку в кожаной рукавице.

– Оуэн учит меня охотиться.

– Понятно.

– Но мне это не нравится. А почему ты пасешь овец?

– Наш пастух заболел, и я предложил свою помощь.

– Ясно, – она вытянула шею, чтобы заглянуть ему через плечо.

– Что там, Эван?

Не дожидаясь ответа, она обошла Эвана и резко остановилась, увидев в траве мертвого ягненка. Крохотное жалкое тельце вызвало в ней приступ тошноты.

– Боже! Что случилось?

– Он заболел. Наверное, колика, – Эван посмотрел на стоявшую в нескольких шагах от них овцу с раздутыми от молока сосками.

– Сделай что-нибудь… Эван!

Энни с ужасом уставилась на большой острый нож, появившийся в руках Эвана.

– Отвернись, Энни, – приказал он. – Тебе не надо на это смотреть… Отвернись, черт возьми!

Став только что свидетельницей того, как Оуэн свернул шею птице, Энни полагала, что ничего ужаснее уже быть не может.

– Отвернись, черт возьми.

– Я хочу видеть, что ты будешь делать.

– Ну, тогда не рассчитывай, что я пойму, когда тебя стошнит.

– Меня не стош… – девушка быстро прикрыла рот рукой.

Эван, погладив мягкую белую шерстку, поднял мертвого ягненка, потом с каменным лицом сделал по четыре неглубоких надреза вокруг каждого маленького копытца.

– Эван, – прошептала Энни. – Ради Бога, ты что, сумасшедший? Это какой-то ритуал протестантов, или ты стал язычником?

Он не ответил, а лишь уверенно провел ножом вокруг шеи ягненка. Затем, умело орудуя ножом, медленно и осторожно, когда это было нужно, снял с него шкуру. В мгновение ока перед Энни в колышащейся от ветра траве оказалась голая тушка.

Девушка, зажав рот ладонью, тихонько вскрикнула. Мать мертвого ягненка начала беспокойно раскачиваться из стороны в сторону.

Эван подошел к стаду и взял на руки крохотного, блеющего малыша. Бормоча что-то по-уэльски, он встал на колени и надел на него шкуру мертвого животного. Она расправилась и, как вязаный камзол, с головы до ног укрыла обеспокоенное животное.

– Все так странно, – наконец смогла выдавить из себя Энни. – Я не понимаю.

Он приладил шкурку получше.

– Поймешь.

– Я не уверена, что хочу этого.

Эван поднялся на ноги, держа ягненка в странном облачении под мышкой.

– Этот малыш – сирота. Его мать сдохла от тимпонита[22]*. А эта овца, – он указал на животное с раздувшимися сосками, – только что потеряла своего детеныша. Смотри.

Он медленно и осторожно подошел к овце и поставил ягненка в траву перед ней. Малыш, шатаясь на тоненьких, еще не окрепших ножках, подошел к овце. Та оглядела его, потом опустила голову и обнюхала его.

Наконец Энни поняла:

– Ты хочешь, чтобы она выкормила его.

– Да.

Овца обнюхала сироту, втягивая запах шкурки мертвого ягненка. Пригнув голову, она отстранила его. Эван оседлал овцу и обездвижил ее. Ягненок отыскал вымя и принялся жадно сосать. Овца неуверенно дернулась, но ягненок приносил ей явное облегчение. Вскоре Эвану уже не нужно было держать ее, животное стояло спокойно.

Энни облегчено вздохнула, только сейчас осознав, что все это время сдерживала дыхание.

– Она приняла его.

– Кажется, да.

Эван обтер нож о траву и убрал его в ножны. Потом подобрал тушку погибшего ягненка, отнес ее к груде скошенной травы и завалил сеном и камнями.

– Это чудо, – проговорила Энни, не отрывая восхищенного взгляда от овцы и ягненка.

Эван присел на корточки возле ручья и вымыл руки.

– Едва ли я ввел ее в заблуждение.

– А ягненок ничего не имеет против этой шкуры?

– Нет, если сыт. Через несколько дней овца начнет чуять запах своего молока, и я сниму шкуру.

– Это обнадеживает.

Подойдя к Энни, холодными после воды пальцами он погладил ее по щеке:

– Ты бледна, Энни Блайт. Извини, что тебе пришлось смотреть на такое.

Хотя она стояла не двигаясь, что-то внутри нее устремилось к нему. Ее тянуло ему навстречу, она что-то искала или пыталась найти, но что – не знала сама.

Глядя на Эвана, Энни невольно подумала об Оуэне. Перед ней встала картина, как тот хладнокровно свернул шею погибающей птице и отбросил ее прочь. И Эван, наряжающий ягненка в шкуру его мертвого сородича, чтобы сирота мог выжить. Они такие разные, а ее чувства к ним настолько запутаны, что она пока не в состоянии в них разобраться.

– Все в порядке, – наконец сказала она и наклонила голову так, чтобы ощутить прикосновение всей его ладони. – А я ни о чем не жалею, Эван.

* * *

– Меня вызвали ко двору, и ты едешь со мной.

Округлив глаза, Энни посмотрела на Андрэ, оторвавшись от чтения Эразма. Это сообщение было для нее подобно грому среди ясного неба.

– Когда?

– Через неделю.

– Я хочу остаться здесь.

Он приподнял тонкую седую бровь:

– Ты уверена, Энни? За год ты овладела всем, чему я учил тебя, прочла все книги, которые я привез. Твоя речь и манеры отличаются таким совершенством, словно этому ты училась на протяжении не месяцев, но многих лет. Разве ты сможешь жить здесь полноценной жизнью?

Девушка встала из-за стола, пересекла комнату и подошла к высокому узкому окну. Внизу раскинулись по-летнему зеленые поля. Городок наслаждался редкостным для этих мест теплом солнца. Отсюда был виден и корабль советника королевы, стоявший в сухом доке. На нем копошились моряки, готовя его к отплытию.

– Не думаю, что смогу полноценно жить где-нибудь в другом месте, Андрэ, – честно сказала, она. – А здесь мне удобно. На это потребовалось время, но я полюбила Уэльс. Что-то в этой глуши горячит мою кровь, и Оуэн бывает занятным… иногда.

– Оуэн, – презрительно повторил Андрэ. – Лордишка, который не может прекратить воровство в своих владениях.

Ворвавшийся в окно порыв ветра заставил Энни заморгать.

– Это снова произошло? – как ни в чем не бывало, спросила она. – Бандиты опять напали на обоз с его дарами королеве?

– Да, и теперь этот глупец посылает в Лондон свои извинения вместо монет. Он играет со смертью так же, как его отец.