— Вы Таратынов? — спросил он Петра Константиновича и сразу же предложил ему садиться. — Вот вскрылись факты усиления религиозной пропаганды, приходится принимать меры! Догадываетесь, зачем мы вас сюда пригласили?

— Да нет…

— Пригласили мы вас сюда потому, — строго сказал хозяин кабинета и тут же попросил машинистку отнести распечатанные ею бумаги, — что мы вам доверяем. В особенности это касается того, как вы вели себя в деле с вашим сыном, которого вы вместо того, чтобы пытаться где-нибудь спрятать, сами вывели представителям наших органов, после того как он первый раз сбежал из тюрьмы. Понятно, вы делали важное дело, немного недосмотрели, к тому же, видимо, верно говорят, что природа на детях, случается, отдыхает. Другой бы так себя не повел, а вы… Одним словом, мы настолько вам доверяем, что хотели бы предложить вам возглавить одну из наших подпольных организаций в этом городе, после того как сюда придут немцы. Если вы сейчас согласитесь, то разговор будет продолжен. Если нет, то… вы сможете отсюда уйти, а мы будем знать пределы вашего мужества и вашей любви к своей Родине.

— А разве нас не будут эвакуировать?

— Петр Константинович, ну какая тут может быть эвакуация, немцы уже на подходе к городу, машин нет, все составы забиты ранеными и оборудованием эвакуируемых заводов. На ваше гороно мест просто нет, у нас сотрудники горкома и обкома партии в городе остаются! Конечно, вы можете попытаться пешим порядком идти на восток, но только вот немцы как раз такие колонны беженцев и бомбят и вы можете запросто там погибнуть. А так у вас будет шанс принести пользу своей стране… В армию-то ведь вас из-за грыжи не взяли?

— Угу.

— И… как?

— Конечно, я согласен, — угрюмо буркнул Петр Константинович. — Все одно подыхать! Но только как же я тут останусь? На улице, где я живу, все знают, что я коммунист, в городе меня многие знают. Да меня немцы со всей семьей повесят на первой попавшейся березе, а донесут на меня все те же соседи, сегодня уж один с утра грозился…

— За это вы как раз не беспокойтесь, — заверил его чекист, — мы вас из партии еще успеем исключить за укрывательство сына-преступника, наказанного судом по всей строгости законов военного времени, а кроме того, подготовим и приказ о вашем аресте. Прямо вот на этой машинке его отпечатаем и в ней же и оставим — мол, так спешили убежать, что даже не все свои бумаги успели уничтожить. Делайте все, что угодно, чтобы войти к ним в доверие. Прикажут в наших красноармейцев стрелять — стреляйте, выдать понадобится кого — выдавайте рядовых, старайтесь спасать только комсостав.

Сегодня же получите все явки, пароли, крупную сумму денег. В верхней части города тоже будет действовать наша организация. Как попривыкнете — наладите с ней связь. Вы знаете ведь, что у нас под Пензой существует целая сеть подземных ходов?

— Слышал, как же, — ответил Петр Константинович, — только вроде бы там все уж давно обвалилось. Потом там в начале 20-х годов бандиты ютились, поэтому все входы в них замуровали.

— Замуровали, да не все! — усмехнулся человек в штатском. — Там, оказывается, есть даже подземный ход с улицы Красной прямо под рекой и на остров Пески, а потом еще дальше — опять под рекой и с выходом в Ахунский лес. Сейчас мы все это подземелье приводим в порядок, но если кто-то вас про него спросит, то говорите, как и сейчас сказали, что там все давно обвалилось. Есть несколько точек, где нами заложены управляемые фугасы. В нужное время потребуется их взорвать. Потом нужно будет следить за станцией и передавать нам сведения, что там делается, сколько и каких эшелонов пришло, куда и что с ними доставлено. Впрочем, наши связные вам потом все сообщат. Учтите, что в окрестностях города будет действовать несколько партизанских отрядов, так что если вы… смалодушничаете, то пеняйте на себя!

— Об этом вы могли бы и не говорить! — хмуро заметил Петр Константинович.

— Ну вот и отлично! — заметил чекист. — Вот здесь распишитесь, что вы принимаете всю ответственность за возможную измену на свои плечи, и… идите. Вы с нами, мы с вами, а все мы вместе должны сделать все, чтобы и здесь, как и в любом другом советском оккупированном врагом городе, земля бы горела у него под ногами!

* * *

29 июня до жителей Пензы наконец-то донесся гром канонады, и город сразу опустел. Одни уже эвакуировались, другие на станциях и заводах старались все, что можно, отправить на восток, а остальные к этому времени были уже на позициях. А затем как-то разом все смешалось. В небе один за другим появилось множество вражеских самолетов, которые принялись сбрасывать на него мелкие бомбы, к небу стал подниматься дым от пожаров, а на улицах раздались визгливые сирены пожарных машин и разноголосый женский плач. В центре города из окон многих госучреждений полетели бумаги, на булыжной мостовой улицы Московской под ногами хрустело стекло из выбитых окон. Где-то на путях были повреждены и загорелись цистерны с нефтью или мазутом, из-за чего клубы густого черного дыма окутали весь Железнодорожный район.

В штаб обороны города поступило сразу несколько сообщений о том, что колонны немецких танков обходят Пензу с восточного и западного направлений, продвигаясь вдоль течения реки Суры! Затем пришло сообщение, что немцами уже перерезаны все железные дороги, по которым из города отходили последние поезда, и что крупные силы пехоты при поддержке артиллерии атакуют армейские подразделения и части ополченцев в районе Северной поляны, а также у деревни Арбеково. По приказу командования в сторону Ртищева был немедленно отправлен бронепоезд «Смерть фашизму-2», однако не успел он отойти и нескольких километров от города, как подвергся массированному удару немецких пикировщиков «Штука», был поврежден и сошел с рельсов. Остатки бронепоезда пришлось подорвать, а его команде отходить вместе с другими частями.

В развернутые в школах госпитали тут же начали прибывать все новые и новые раненые, теперь уже не столько из красноармейцев, сколько из состава местного ополчения. Несколько составов с ранеными, подлежащими эвакуации, скопились на станции Пенза-1, но отправлять их было нельзя, так как пришло известие, что дорога на Сызрань уже перерезана немцами.

Поступил приказ: «Бронепоезду «Упорный толстопятый» выдвинуться для проведения разведки в зоне наступления немецких войск и в том случае, если это окажется возможным, обеспечить вывод эшелонов с ранеными». Уверенности в успехе этой операции ни у кого не было, но не было и другого пути. Глядя в открытые двери вагонных теплушек, лежавшие в них на кое-как оборудованных нарах бойцы с надеждой проводили взглядом прокатившуюся мимо них «железную крепость», всю измазанную пятнами камуфляжа и с необычным названием на бортах.

Между тем, несмотря на то что немцы непрерывно атаковали, оборона города еще нигде не была прорвана. Нарытые повсеместно окопы, сделанные из земли и бревен ДЗОТы, ряды колючей проволоки и ям-обманов с установленными на дне железными шипами стали для немецкой пехоты крайне неприятным сюрпризом, с которым приходилось считаться. По всему периметру обороны гремели взрывы гранат, которых неожиданно оказалось так много, что ополченцы бросали их, не считая. «Потери в передовых пехотных частях весьма значительны», — доносили в штаб штурмовавшей город пехотной дивизии командиры штурмовых подразделений.