– Так вы подозреваете, что найденные тела не принадлежат Земцову и Поляковой? – изумилась я.

– Теперь уже неважно, что я подозреваю! – пробурчал майор. – Меня подвинули. Короче, отстранили – и все дела. И ОМР вместе со мной. Результаты исследований института уничтожены, ничего не осталось, Земцов мертв, поэтому решено дело закрывать.

– А как же доказательства, собранные Леонидом с трупов Ракитина и Константина? Есть же еще Полетаев, и Армен мог бы…

– Дело закрывают, Агния, – и точка! – прервал меня Карпухин, стукнув по столу кулаком. – Ни вы, ни я, ни Андрей ничего с этим поделать не сможем.

– А как же люди, на которых проводили эксперименты? Они же где-то ходят – до поры до времени…

– Это никому не интересно, кроме нас с вами, – усмехнулся майор. – Какие такие люди? Кто они? Никто. В общем, у нас полный провал. Привыкайте, Агния, так будет часто, слишком часто, чтобы верить в справедливость!

– Но… но тогда для чего все это – ОМР, разговоры о независимости, столько трудов?!

– Затем, что иногда у нас все же что-то получается! Иногда…

А через несколько дней до нас дошло известие – Туполев повесился в собственной камере. Было, правда, непонятно, почему его неожиданно перевели из общей в одиночную, где и обнаружили наутро болтающимся в петле под самым потолком. Как добротная веревка попала к заключенному – тоже неизвестно, а уж как он умудрился повеситься так высоко, вообще не поддавалось никакому объяснению, но расследование быстро свернули. Фактически, только Руслан да подручный Туполева с бритым затылком оказались в руках дознавателей. Ученые из группы Земцова хором утверждали, что понятия не имеют о незаконных экспериментах с людьми, и им, как ни странно, верили! Результаты исследований, а также сам таинственный препарат, который якобы вводили испытуемым, уничтожены… Смерть Ляны, как и гибель Людмилы, считается целиком виной Туполева, а он мертв, значит, с него и взятки гладки. Вот, собственно, и все.

Да, еще кое-что: во вторник, двадцать восьмого августа, я вышла замуж за Олега. За три дня до свадьбы посыльный доставил мне большую, празднично упакованную прямоугольную коробку. Открыв ее, я обнаружила свадебное платье – то самое, которое у меня так и не хватило духу купить. Я уже решила, что не стану искать платье, а надену бежевый костюм, в котором выходила всего один раз с тех пор, как его приобрела, но этот неожиданный подарок, разумеется, в корне менял дело. В конторе, через которую передали коробку, наотрез отказались признаваться, кто воспользовался их услугами, так что личность дарителя так и осталась для меня загадкой. Возможно, когда-нибудь и эта тайна раскроется?

– Гляди-ка, это ж Пятницкая, да? Нет, я тебе говорю: она точно себе пластику сделала!

– Тихо, услышит же! Если и сделала, то ничегошеньки не видно, да? Просто фантастика какая-то… Как думаешь, она расскажет, кто ей так морду лица подкорректировал?

– Черта с два! Я бы точно не сказала, можешь мне поверить.

Полина захлопнула дверь в туалет и широко улыбнулась сама себе в огромном зеркале во всю стену. Господи, теперь она может себе позволить вот так улыбаться, а ведь раньше старалась этого не делать, чтобы не провоцировать появление лишних морщин вокруг глаз и рта. Эти дурочки даже не представляют, как далеки от истинного положения вещей, но им никогда этого не понять.

Защелкнув щеколду, Полина подошла вплотную к зеркалу. Подумать только, еще месяц назад она боялась смотреть на себя при таком ярком искусственном освещении, а сегодня открыто любовалась своим отражением. На лице – ни морщинки, глубокое декольте делает честь ее упругой груди и шее, тем самым местам, со старением которых не под силу справиться ни одному пластическому хирургу! Черт, да она не выглядела так классно даже тогда, когда только начинала вести свои «Запретные темы». Разумеется, ведь она тогда ни одеваться толком не умела, ни волосы уложить. Боже, какая же у нее была тогда дурацкая прическа – при одном воспоминании дурно становится!

Полина грациозно повернулась перед зеркалом, поглаживая упругую попку, которой позавидовала бы любая из юных свистушек, перешептывающихся у нее за спиной. Кто-то толкнул дверь в туалет, но щеколда надежно защищала Полину от вторжения посторонних. Достав из сумочки-клатча шприц, она аккуратно сняла с него защитный колпачок, выпустила воздух и всадила иглу себе под коленку, испытывая при этом чуть ли не оргазм. Естественно, не от самого ощущения, в нем не было ничего приятного, но от мысли о том, что принесет эта маленькая инъекция, от которой через трое суток не останется даже следа.

– Врачи приходят и уходят, но дело их живет, – пробормотала Полина себе под нос, одновременно водя по пухлым губам ярко-розовой помадой.

Да, надо бы еще паспортистке денежек подкинуть, чтобы она дату рождения в паспорте переправила… Хорошо, что детство Полины прошло в детдоме: родственнички никакие не нарисуются, год рождения ни подтвердить, ни опровергнуть некому. А что там все эти идиоты думают, неважно!

Улыбнувшись в последний раз зеркалу, Полина отодвинула щеколду и толкнула дверь. Жизнь определенно налаживается!