Если плазменный заряд прожигал броню, то чаще всего наносил такие повреждения, от которых наступала смерть.

— Прекрасненько, — в очередной раз заметил доктор. — Жить будет. Теперь посмотрим следующего.

Под взглядом светлых, чистых как родник глаз Роберту стало очень не по себе.

— Так, что тут у нас? — доктор, похоже, привык разговаривать сам с собой, и это вызывало определенные подозрения относительно его предыдущего места работы. — Нога? Очень хорошо…

— Чего же хорошего, сомий хвост? — прохрипел Роберт, глядя, как доктор ловко отстегивает пластины ножной брони.

— Много, — безмятежно отозвался тот. — Вы могли остаться без конечности, что не очень приятно, могли получить заряд в пах… что еще хуже, а так все почти обошлось…

Несмотря на все слова, Роберт судорожно сглотнул, едва увидев рану.

Черная бугристая корка торчала из-под остатков антисептической пены, а по сторонам от нее пульсировали багровые вздутия.

— Прекрасненько, — доктор извлек из сумки на поясе инъектор. — Сейчас мы вас…

Будучи не в силах глядеть на то, что делают с его конечностью, Роберт откинулся назад. Ощутил прикосновение чего-то прохладного к коже, потом по ноге поползло онемение.

— Вот и все, — сказал доктор. — Лежите спокойно, если захотите пить, позовите санитара.

— А что дальше? — удивился Роберт. — Вы же не думаете, что рана зарастет сама по себе?

— Нет, — доктор хмыкнул. — Мы вызвали транспортер, он заберет вас и доставит в госпиталь куда-нибудь на Атлантис, Олимп или Ниобу…

Все было логично — зачем возиться с ранеными там, где идут бои, и никто не может сказать, где завтра или послезавтра окажется враг? Гораздо проще отправить их в далекий тыл, заштопать, а потом вновь бросить в дело.

— Прекрасненько, — в последний раз сказал доктор и, окинув лежащие на полу носилки с ранеными пристальным взглядом, двинулся к выходу.

Хлопнула дверь, долетели звуки разговора, потом все стихло.

Роберт лежал, глядя в белый потолок, на ползущую по нему многоножку, прозрачную, точно стекло, и ни о чем не думал. Потом рядом зазвучали шаги, и он опустил взгляд.

Сделав это, обнаружил переминающегося с ноги на ногу Бьерна, а рядом с ним — Трэджана.

— В общем, зашли тебя проведать, — чуть смущенно проговорил сержант. — Как ты тут?

— Как на курорте, — ответил Роберт. — Лежу, ничего не делаю. Только вот с ногой что-то не так.

— Ничего, — хлюпнул носом Трэджан. — Новая вырастет, лучше прежней. Ребята передают тебе привет. Чего хоть док говорит?

— Отправят нас всех в тыл, на Атлантис или Олимп.

— Вон как? — лицо Бьерна вытянулось. — Ну, если так надо, то значит надо…

Хлопнула дверь.

— Прекрасненько, — проговорил вошедший доктор. — Ребята, раз уж зашли, то помогите погрузить раненых. Там как раз транспортер пришел.

— Не вопрос, — вздохнул сержант.

Первыми выносили тех, кто лежал у двери. Роберт смотрел на бледные, искаженные болью лица, безвольно свисающие руки и думал, что этим парням пришлось куда хуже, чем ему самому.

Двое санитаров подняли его носилки, нога отозвалась слабой болью, точно не желала покидать то место, где ее повредили.

— Почти все, — сказал расположившийся у двери доктор. — Еще четверо осталось…

Роберта вынесли на лестницу, затем по сторонам оказались стены длинного коридора. Звякнули под ногами санитаров остатки выбитой двери, и в лицо пахнуло свежим воздухом, щедро сдобренным ароматом гари.

Тарианский промышленный комплекс сильно изменился с того момента, когда Роберт увидел его впервые.

На месте ограды торчали покосившиеся столбы, здания напоминали куски швейцарского сыра, столько в них было дыр, кое-где поднимались столбы дыма. А там, где когда-то располагались ворота, стоял транспортер с алым крестом на боку. Дверцы кузова были распахнуты, так что виднелся выкрашенный в белый цвет потолок.

— Давай мы поможем, — сбоку объявился Бьерн, мощные лапищи ухватились за носилки. — А ты возвращайся!

— Обязательно! — поддержал сержанта Трэджан.

Роберт только улыбнулся в ответ: кто знает, какая судьба постигнет корпус «Один» к тому моменту, когда рядовой Кузнецов вернется из госпиталя? Может быть часть, символом которой стал одноглазый бородач в рогатом шлеме, проследует путем «Ареса»?

Носилки проехались по полу, ударились о стенку.

— Вот так, — находящийся в кузове санитар ловко щелкнул, пристегнув их специальным креплением. — Теперь ты никуда не денешься, красавчик!

— Это уж точно, — согласился Роберт.

Рядом по полу скрежетнули еще одни носилки, раненый на них застонал, дернулся, пятно крови на укрывающей его простыне намокло и принялось увеличиваться.

— Да поможет нам Единый, — пробормотал Роберт.

— Удачи, друг! — прозвучал голос Бьерна, и дверцы с лязгом сошлись. Транспортер взревел мотором и, переваливаясь с бока на бок, точно утка, тяжело двинулся с места.

Роберт лежал на носилках и смотрел на видимый через небольшое окошко кусочек неба, блеклого, точно лежалое яблоко.

На несущемся через ледяную бездну космоса шарике Эброна было неспокойно. Единственный материк планеты, огромный, как две Евразии, словно разделили на две части огненным поясом.

Его очертания почти точно совпали с пересекающим материк исполинским горным хребтом. Кое-где, как около Крайона, форсеры сумели его перейти, но на большинстве перевалов люди организовали отпор и сопротивлялись с удивляющей врагов безумной яростью.

Солдаты сформированных на Земле и Олимпе корпусов «Один» и «Зевс» гибли сотнями, но выжившие приобретали боевой опыт, вспоминали то, что их предки, как казалось многие десятилетия, забыли навсегда.

Они учились убивать и при этом выживать самим.

На доставшейся пришельцам из Сложных Миров части Эброна располагалось пять порталов, но все они вели либо на захваченные форсерами миры, либо на планеты, откуда пришли форсеры.

Выкормыши боевых центров Стальной Звезды, Сердца Бури и Первого Параграфа рвались туда, где располагались проходы на богатые, густонаселенные планеты. Но пока не преуспели.

Всего им удалось поднять знамя Пророка над тремя аграрными колониями — Флорой, Валорией и Сокаром, но через портал с Сокара на Эброн, выходящий в западную часть огромного материка, не сумели пробиться даже элитные части из гвардии Зигфрида фон Хайнца.

Они заняли плацдарм, но этим и ограничились.

Попытки прорыва следовали там одна за другой, кровь лилась потоками, и целые батальоны мертвецов каждый день находили покой на бесплодных равнинах около теплого южного моря.