– Хорошо, – подавленно сказал Волынский, встал и, не простившись, вышел за дверь.

Он торопливо пересек коридор, чуть не сбив с ног молоденькую медсестру, вылетел на улицу, сел в свой автомобиль и заплакал от безысходности. Княгиня Нина Лацис-Волынская, его жена, фиктивная жена, которую он увез из России несколько лет назад, умирала, а он, врач и преданный ее друг, ничего не мог с этим поделать!

В памяти всплыл первый день их знакомства. День, который он запомнил навсегда. Такси, мокрый снег липнет к лобовому стеклу, неспешно работают дворники, оставляя на стекле мутный влажный след, запах сигаретного дыма, грязные улицы, серая унылая Москва… Несчастная девушка с разбитым лицом – прекрасным лицом, неповторимым лицом… Впервые в жизни его обвинили в пристрастии к азартным играм. Впервые в жизни его сравнили с нищим. Впервые в жизни он полюбил… Она тогда так и не позвонила ему, но судьба неумолимо вела их навстречу друг другу.

Несколько лет он любил и боготворил эту женщину, сильную и утонченную, ранимую и умную, но она всегда принадлежала другому: самовлюбленному нахалу, который был недостоин даже ее мизинца. Женщина, которая подарила ему всего лишь один поцелуй, официальный, легкий и торопливый – во время церемонии бракосочетания, а потом украдкой промокнула рот белым кружевным платком и с досадой поморщилась. Женщина, которая вместо первой брачной ночи сухо поблагодарила его, выдала ему заранее обговоренную сумму и незамедлительно упорхнула в свою новую комнату, чтобы прорыдать там до утра. Что же, чуда, о котором он втайне мечтал, не произошло. С утра он сухо и официально уточнил условия их мнимого брака и постарался выкинуть из головы глупые фантазии. Со временем он стал ей другом и наставником, лечащим врачом и «жилеткой», но она по-прежнему держала дистанцию, каждый раз рисуя воображаемую стену между ними. И только сегодня ему вдруг показалось, что наконец-то он стал для нее немного ближе, чем Влад, мнимый брат и любовник, которого она боготворила всю свою жизнь. Она ничего не скрывала от Филиппа с самого начала, и когда Влад появился, Нина, как порядочная женщина, потребовала развода. Но он уговорил ее оставить все как есть и сам предложил ей разыграть перед публикой спектакль и создать миф о брате, прибывшем из России. «Развод подпортит и тебе, и мне репутацию», – обосновал он свое решение сохранить брак, и Нина, подумав, согласилась.

Филипп солгал. После того, как он встретил Нину, на свою репутацию ему было плевать! Он надеялся, что когда-нибудь она сможет оценить все, что он для нее сделал. Ведь это он, Филипп, ввел ее в свет, познакомил с нужными людьми, помог организовать свое дело – маленькую фирму по производству ювелирных украшений. Если бы не он, она прогорела бы уже через год! Да, несомненно, у Нины был прекрасный вкус. Да, Нина была талантливым дизайнером, но она так бы и осталась никем, если бы он не устроил грандиозный прием и, пригласив на него всех богатеев Парижа, не организовал показ ее коллекции ювелирных изделий. Ее сразу заметили и оценили. Дело пошло и приняло колоссальный размах. Теперь бренд этой ювелирной фирмы знает вся Европа. А что сделал для Нины Влад? Что удерживало ее рядом с ним все эти годы? Его холеное тело? Смазливая физиономия? Разница в возрасте? Его порочность? Обаяние? Филипп знал о Нине все, или почти все, но, бессовестно копаясь в ее мыслях на плановых приемах психотерапии, он, светило науки в этой области, так и не смог понять этот феномен – феномен ее безграничной и всепоглощающей любви. И только однажды лучик разгадки всколыхнул душу Филиппа, но он вдруг испугался и выкинул это из головы, потому что верить в то, что где-то там, в глубине ее души, живет другая, совершенно незнакомая и посторонняя для него личность, ему категорически не хотелось.

Влад… Как он ненавидел его все эти годы! Как ему хотелось уничтожить его, раздавить, найти предлог, чтобы Ниночка выкинула этого недоноска из своей жизни. Он унизился даже до того, что нанял частных детективов, а потом, мучаясь от презрения к самому себе, тщательно изучал представленное досье. Но Влад был безупречен. К удивлению Филиппа, этот красивый, холеный мужчина, который был моложе Нины на несколько лет, хранил ей верность всю жизнь. А как Филипп страдал, когда Нина ездила навещать «брата» и оставалась у него ночевать! Тогда он распускал слуг и напивался, как животное, как грязная свинья, пробирался в ее спальню, куда у него никогда не было доступа, падал на ее кровать, зарывался лицом в мягкие пуховые подушки, хранящие еле уловимый запах ее духов, и рыдал до утра от злости и отчаяния, продумывая планы мести и самые лютые способы расправы над ненавистным соперником.

С утра его будила горничная, верная, преданная и тихая мадемуазель Мари. Она служила ему верой и правдой несколько лет и – единственная – знала, как на самом деле обстоят дела в «безупречной» семейной жизни князя Филиппа Волынского, и мягко утешала его в своей комнате, не требуя ничего взамен. После ее ласк он возвращался к себе, выпивал пару чудодейственных таблеток от тяжкого похмелья и бодро ехал в клинику, чтобы помочь очередному пациенту вернуться к нормальной жизни. Так продолжалось до тех пор, пока его любимая женщина не заболела. Болезнь развивалась стремительно, она пожирала ее изнутри, и, как бы он ни уговаривал Нину согласиться на очередное лечение, Филипп знал, что все бесполезно. Влад тоже переживал: он бегал к ней в больницу каждый день, когда ей было особенно плохо, оставался дежурить у ее постели на ночь, ругался с лечащими врачами, топал ногами, умолял, плакал, но Филипп не верил в искренность его чувств – и оказался прав.

Теперь у князя Волынского имелись доказательства, что Влад – мерзавец и негодяй, но было уже поздно. Он не посмел рассказать Нине о том, что выяснил, и решил оставить все, как есть.

Филипп вытер рукавом слезы, завел машину и поехал домой. Ему просто необходимо было выпить и расслабиться. Мари встретила его у двери. Она молча улыбнулась, пригладила рукой свои гладко зачесанные темные волосы, вечно стянутые в тугой пучок на затылке, поправила очки в тонкой позолоченной оправе и, оценив его состояние, проводила Волынского в свою комнату. Бутылка дорогого коньяка и умные пальчики Мари на время заставили Филиппа забыть об этой трагедии. Когда он покинул ее комнату, уже занимался рассвет.

– Приготовь комнату Нины, – дал он ей указание перед уходом, – я собираюсь на следующей неделе забрать ее домой. Все бесполезно, Мари, все бесполезно…

Мари кивнула, кутаясь в простыню, и, как только за князем закрылась дверь, бросилась на колени перед распятьем и принялась неистово молить бога о прощении. Мари было стыдно, что в первую минуту, узнав о скором конце княгини, она испытала облегчение. Нет, она не хотела, чтобы Нина умерла, никому не желала она смерти: Мари мечтала лишь о том, чтобы Филипп Волынский принадлежал только ей – и никому другому.

Михаил выложил перед Аниным всю информацию, которой он располагал, и объяснил некоторые особенности брака Филиппа Волынского и Нины. Когда он закончил, в кабинете следователя долго стояла тишина: все переваривали услышанное. Даже Лемешева, о которой все забыли, не проронила ни слова и молча рассматривала свои руки, о чем-то задумавшись. Первым очнулся Анин.