— Конечно, нет, но ты только сомневаешься, что я недостаточно хороша, чтобы быть его женой. А теперь, когда у него развивается болезнь Альцгеймера, он стал забывать, кто я такая. Он забывает мое имя и думает, что твоя мать все еще жива. Думаешь, это меня не расстраивает?

— Действительно? — спросил Джеймс.

— Только иногда, с недавних пор. Он знает, что я его милая Луиза. Я всегда была в его сердце и останусь там.

Джеймс посмотрел в зеркало заднего вида. Отец лежал плашмя на спине, а белый плед был натянут под самый подбородок. Он не двигался, и на секунду плед показался снежным покрывалом. Джеймс помнил, как снег падал на тело его матери, когда он пытался вытащить его из-под обломков крыши. Как это было давно. Джеймса удивили слова Луизы.

— Он зовет тебя именем моей матери? — спросил он.

— Да, время от времени. Но ты не хочешь слушать, что я скажу, так?

— Говори, — произнес Джеймс, стараясь проявить терпение. — Я тебя очень внимательно слушаю.

— Он возвращается из больницы домой, — начала Луиза, — но и меня это тоже затрагивает: я люблю его.

— Я знаю.

— Мне придется смотреть, как он будет учиться ходить заново. Я должна буду разрешить поселиться у нас дома санитарке, привыкнуть к чужому человеку за обеденным столом. Когда я пою в «Дилижансе»… — Луиза смяла носовой платок в тугой шарик, — должна привыкнуть, что его там не будет. Я хочу, чтобы он меня обнимал, Джеймс… до сих пор так сильно его желаю!

— Мне жаль, — произнес Джеймс, пораженный силой ее переживаний.

— К черту старость! — воскликнула Луиза.

Далтон что-то пробурчал во сне.

— Ты не старая, — произнес Джеймс.

— Я достаточно старая, чтобы знать больше тебя, — ответила Луиза, — поэтому слушай внимательно: выбрось из головы все эти мысли о том, что каждый сам по себе.

— Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду Дейзи! Вы вместе — единое целое: ты любил ваших детей, и она любила ваших детей; ты отчаянно переживаешь за Сейдж, и она отчаянно переживает за Сейдж. Пока эта девчонка не доберется в целости и сохранности до дома, ты и Дейзи — одна семья. Вы должны быть вместе в эту трудную минуту.

Джеймс держался за руль. Он хотел оборвать Луизу, сказать, чтобы она не вмешивалась, рассказать ей об изуродованных коровах, о фотографиях, о том, что он старался защитить Дейзи и Сейдж, как и всегда. Но Луиза продолжала говорить:

— Ты ничего не знаешь о том, как быть вместе.

— Я что?

— Во что ты превратил свою жизнь после того, как пропал Джейк?

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Ты почувствовал себя ненужным, — проговорила Луиза. Внезапно ее голос прозвучал устало. — Я видела… мы все это видели. Ты подумал, что раз потерял сына, то можешь потерять и всю семью. Но с тобой тогда никто не поговорил, и ты решил взять весь груз на себя.

— Господи боже… — пробормотал Джеймс, глядя на дорогу.

— Но этот груз не только твой, — закончила Луиза.

Больше она ничего не говорила. За окнами машины проплывали поля. Снег растаял, и пастбища превратились в месиво из грязи и камней, и только горные вершины оставались белыми и чистыми. Джеймс посмотрел на небо и увидел, как приземляется стадо гусей. Они направлялись вниз, устремив стрелу своего клина в землю. Джеймс видел озеро, большое и голубое. На нем был тонкий слой льда, но первая птица сломала его при посадке, а за ней успешно приземлились и остальные.

— Розалинда… — позвал Далтон сзади.

Джеймс бросил на Луизу взгляд. Ему было интересно посмотреть, что она будет делать. Еще час назад Джеймс был бы рад, что его отец произносит имя его матери, но сейчас ему было жаль эту женщину.

— Розалинда… — снова произнес его отец. Его слабый голос прозвучал жалобно и озабоченно.

Луиза села вполуоборот. Отстегнув ремень, она встала на сиденье коленями и потянулась назад, чтобы взять Далтона за руку.

— Я здесь, дорогой, — прошептала она. — Не бойся, я всегда с тобой.

Джеймс наблюдал за гусями на озере, пока это было возможно. Потом он сосредоточил все внимание на дороге. Он вез отца и Луизу на юг, домой, на ранчо Ди Ар.

* * *

У Дэвида и Сейдж кончились деньги, и они остановились у придорожного кафе для дальнобойщиков, чтобы пару ночей помыть посуду. В награду они получили кое-какую плату и возможность переночевать в ветхом мотеле на задворках. От них не потребовали называть имен, адресов и номеров карточек социального страхования. Им просто показали кухню и предупредили, чтобы они все делали аккуратно и ничего не разбили.

Пока Дэвид оттирал большие сковороды, Сейдж загружала тарелки и стаканы в посудомоечную машину. Она была рада, что они временно остановились. Сейдж надевала фартук и представляла себя матерью, которая убирает посуду после обеда в своей очень большой семье; что это праздничный обед на День благодарения и она только что приготовила индейку для Бена, их сына, для брата Джейка, для родителей и тети Хэтуэй.

От этих мыслей Сейдж загрустила по дому сильнее всего, с тех пор как уехала из Силвер-Бэй. На стене висел телефон, и, каждый раз, когда она проходила рядом с ним, чтобы взять еще порцию грязных тарелок, ее сердце мучительно сжималось. Она ни разу не позвонила домой. Сейдж думала, что это будет слишком тяжело для нее: она услышит голос матери и совершенно расклеится. Мать уговорит ее улететь обратно на восток, и она так и не увидит отца. Сейдж упустит свой шанс узнать мужчину, который подарил ей жизнь.

— Какой у тебя отец? — спросила она Дэвида.

— Отличный, — ответил он. — У него добрый взгляд, и целый день он возится со щенками и курит трубку. Я его очень люблю.

— Правда? — произнесла Сейдж, засветившись от радости.

— Нет.

Сердце Сейдж сжалось. Она никогда не понимала, когда Дэвид ее разыгрывал. Когда дело касалось его дома и семьи, лучше всего было предполагать, что, если он говорит что-то хорошее, значит, это сарказм. Но Сейдж хотела знать правду.

— Я имею в виду… что он за человек?

— Я надеюсь, что у твоего ребенка хороший отец, — произнес Дэвид, — потому что своего я ненавижу. Ты это хотела услышать?

— Я не хочу это услышать, — доброжелательно отозвалась Сейдж, — потому что мне незачем желать что-то плохое для тебя. Но расскажи мне еще, я вся внимания.

— Нет, почему ты не расскажешь сама побольше о себе? — спросил Дэвид, со всей силой отскребая железной мочалкой черную гарь с противня. — Расскажи мне о твоих замечательных родителях, которые живут в разных концах страны. И если они такие замечательные, то почему они тогда не живут вместе?

— Потому что мой брат умер, — ответила Сейдж. — И они не смогли пережить это, поэтому расстались.