откликнулась Кэт, – мы не собираемся вас отрывать!

– Благодарствую, но и вы не спешите убегать. За работой я люблю поговорить – спрашивайте, что хотите, интересуйтесь, отвечу на все вопросы. Вам предстоит ассистировать мне, а это, осмелюсь напугать, задача адская. Кто это с вами, еще один ассистент? Ко мне?

Молодой араб протянул старцу руку и представился полным именем:

– Самир бин Ибрагим Азиз аль Саид.

– Мозес Гершт, – ответствовал реставратор, откладывая шпатель и принимая рукопожатие, – не ассистент, и не ко мне. Правильно я трактую?

– Правильно. Я пришел по приглашению Кэт.

– Интересуетесь реставрационным делом?

– Скорее искусством в целом, но и ваше занятие меня увлекает. Чисто в познавательном ракурсе.

– Замечательно, располагайтесь, наблюдайте с любого, какого хотите, ракурса, – Мозес Гершт оставил картину и сошел со скамеечки, при этом существенно потеряв в росте. Вытер руки о полотенце, перекинутое через спинку стула поблизости. – Самое разумное изобретение человечества – искусство. Искусство космополитично и объективно! Только на почве искусства способны мирно сосуществовать араб и еврей. А, юноша? Что вы думаете об этом?

Втроем они как по команде повернулись к картине, поставленной на треножник.

Заря погасает, солнца не видно, но багрец еще разлит в воздухе. По небу протянулись ленты облаков. Она сидит на лугу, пахнущем после дневного зноя распаренными травами, и сумрак подползает к ней из яров и оврагов. Прозрачные руки перебирают цветы в подоле платья, вплетают гирлянды маргариток в длинные, светлые локоны. Кажется, она дремлет, но видно, как глаза ее блестят за полуопущенными ресницами, а грудь замерла на вздохе – она всего лишь замечталась. Крохоная босая ножка выглянула из-под платья, над ней в легком витке порхает бабочка. Хорошо девушке одной на лесной полянке, не замечает она угрюмых ольх на опушке за своей спиной. Не видит того, кто, прячась за кривыми стволами, наблюдает за ней…

Кэт почувствовала глубокую растерянность. Она изучала полотно у себя в лаборатории. Но сейчас. Возможно, свет упал иначе. И наблюдатель стал виден. Еще и ее лицо, оно знакомо Кэт. Женское лицо с полотен не Джона Милле, а….

Светлая прядь, непослушно упавшая на бровь и висок. Изгиб лебединой шеи. И ладонь раскрытая, поднятая к небу в дарящем, щедром жесте. Деву на лугу рисовал не Милле! Ее рисовал другой!

– Это не Милле! – вскрикнула Кэт и осеклась под взглядами Мозеса и Самира.

– А кто? – проворчал реставратор.

– Бойс… – тихо ответила она.

Кэт заворожено смотрела на тонкое, грустное лицо. Оно напоминало ей кого-то. Но кого? В этом лице есть что-то особенное… Что-то, от чего в груди теснит, словно смотрит она не на картину, а на старую фотографию…

– Бойс? – старичок сгорбился, придвинулся к полотну ближе, присматриваясь, – не знаю, не знаю, судя по манере исполнения, подлинный Милле.

– Бойс и Милле действительно очень похожи манерой исполнения, – проговорила Кэт, – Они не копировали друг друга, не подражали друг другу. Скорее всего, даже не встречались. Милле жил в Лондоне. А Бойс… Кем был он, неизвестно. Однако оба художника развили стиль живописи, который мы сейчас наблюдаем. Это настоящий феномен. Особенно касательно Бойса. В Братстве Прерафаэлитов он не состоял. Но писал в их романтичной манере, использовал белила для грунтовки холста перед нанесением красок. И натурщиц выбирал соответствующих…

Мозес снова склонился к холсту.

– Как вы узнали, что это Бойс? Что вам подсказало?

– Я вижу, – Кэт замялась, – некоторые признаки…

– Занятно… – круглые стеклышки пенсне мигнули, – Поверю на слово. Но раз мы смотрим на картину Бойса, мы большие счастливцы. Его картины – раритет, который днем с огнем не сыщешь, не увидишь и не купишь.

– Вы правы. Говорят, существует скрываемая частная коллекция, из которой изредка на черный рынок попадает живопись этого художника. Где Артур умудрился отыскать его картину?

– Вы сами сказали – на черном рынке. Наш Мэлоун хват, каких мало. После реставрации пустит картину с молотка за бешеную сумму. Вы купили бы ее, юноша? Нравится вам девушка с цветами?

Вместо того, чтобы поглядеть на ту, которую указывал ему Мозес, принц взглянул на Кэт.

– Она прекрасна, – убежденно ответил он, – Я бы отдал многое, чтобы ей владеть.

– Хм, – старый еврей проковылял к другому треножнику и сдернул покрывало с холста. – А эта? Томас Гейнсборо, доложу вам, английский классик, академист.

С темного фона портрета на них смотрела белоликая дама с глазами лани, покатыми нежными плечами и красным маленьким ротиком, резко контрастирующим с чувственными полуоткрытыми губами той, которую запечатлел Бойс. Дама была в высоком напудренном парике, а свободную гриву волос девы на поляне раздувал ветерок.

– Что скажете?

– Она красива, – без уверток признал Самир, – перед ней хочется замереть в восхищении. Но эту…

Его взгляд вновь обратился к холсту Бойса. Или стоявшей рядом с холстом Кэт.

– Эту хочется любить. Ей хочется обладать.

– Добрый день, сэр, добро пожаловать в музей!

Он сразу ей понравился, как только вошел в вестибюль. Рост, осанка, фигура. Мэри Карлтон, бросив приводить в порядок рабочее место, из-за стойки вышла навстречу посетителю.

– Чем могу быть полезна? – осведомилась она, подходя к нему ближе, чем того предписывал этикет. Вблизи он был еще лучше.

Мужчина опустил на нее светлые глаза. Мэри Карлтон поправила кокетливое жабо на блузке, выпятила грудь.

– Для экскурсии, – заговорила она, не дождавшись от него реакции, – вы выбрали неудачное время, сэр.

– Чем оно неудачно? – подал он голос.

– Вам лучше зайти позже, через час или два, – она изначала решила быть милой и вежливой, – В галерее будет свободнее, я лично проведу вас по залам, покажу все наши экспонаты.

– Вы не ответили на вопрос, – усмехнулся он. При виде его усмешки Мэри ощутила острую нехватку воздуха.

– В залах полно-полным охраны, – пролепетала она, тайком вытирая вспотевшие ладони о свои элегантные брючки, – вам не дадут свободно прогуляться по особняку.

– А что охрана охраняет? – вопросительно приподнял он бровь.

– Не что, а кого. Охрана охраняет его высочество арабского принца, который в последнее время стал нашим постоянным посетителем.

– С чего вдруг такая честь? Принц – поклонник изящного искусства?

– Скорее изящных женщин, – доверительно сообщила Мэри, напуская на себя не свойственную ей целомудренную строгость, – С тех пор, как месяц назад у нас появилась новая сотрудница, в галерее каждый день балаган. Да что я рассказываю, вы сами все сейчас увидите.

Незнакомец сунул руки в карманы джинсов и отступил к стене, Мэри присоединилась к нему. В холле зашумело, мимо них прошествовали облаченные в черные костюмы здоровяки. Они выстроились коридорчиком, отрезав от центра комнаты привлекательную атташе и ее незнакомца. Мэри прижалась к нему