– Почему нет костра?! – голос начальник прозвучал зло, словно Луков один был во всём виноват – и в том, что обещавший обеспечить экспедиции беспрепятственный проход переговорщик схлопотал пулю, вмиг превратившись в тяжелую обузу. И в том, что теперь уже на пару с начальником экспедиции они не знают, в какую сторону им идти.

Одиссей открыл рот, желая оправдаться, но генерал остановил его.

– Слышите?!

Во мраке нарастал шум. Вскоре стало слышно, как фыркают кони и стучат копыта по упругой земле.

Может это наши? – сам в это не слишком веря, предположил Луков.

Генерал некоторое время прислушивался к гулу несущейся прямо на них кавалерии, а затем резко вскочил на ноги и вытащил из кармана оставшуюся ручную гранату.

Грохот приближающегося отряда раздавался уже совсем близко. Казалось, земля дрожит под копытами пока невидимых всадников. Генерал стоял не шелохнувшись, вглядываясь в ту сторону, откуда приближалась опасность.

Вот из окружающего мрака вынырнули первые чёрные силуэты всадников. За ними ещё и ещё. Их лиц было не разобрать, отчего всадники казались порождением самой тьмы. Почему-то они показались Одиссею значительно крупнее обычного. От разгоряченных лошадей валил пар, из их ноздрей вырывались облака жаркого дыхания. Картина была сколь пугающей, столь и эпической. Отряд быстро надвигался тесной широкой группой.

Бежать было бесполезно, тогда Одиссей вспомнил, что в руках у него двустволка. Требовалось подпустить врага поближе, чтобы заряд крупной картечи не пропал зря. Только как же не просто было сохранить достаточно хладнокровия, чтобы не пальнуть раньше сразу из обоих стволов! Рассудок призывал к выдержке, но сердце бешено билось в груди, дрожали ноги. Однако, пора! Молодой человек поправил очки и поднял перед собой короткое ружьё.

– Не стреляйте! – быстро обернувшись к Лукову, отчего-то приказал Вильмонт. Что-то заставило его в последний момент отказаться от намеренния вытащить из гранаты запал и швырнуть бомбу в приблизившихся на расстояние уверенного броска всадников.

Одиссей ничего не мог понять, однако подчинился. Впрочем, он уже тоже заметил, что всадники действительно какие-то странные: не кричат и сидят в сёдлах, не шевелясь, как истуканы. «Басмачи» просто проносились мимо. Их кони ржали и испуганно косились на врагов, но сами они флегматично не предпринимали попыток выстрелить или взмахнуть саблей. Одиссей пребывал в замешательстве до тех пор, пока генерал не поднял с земли булыжник и не швырнул им в ближайшего всадника. Тот с поразительной, противоестественной для человека лёгкостью вылетел из седла и, не издав ни единого звука, шлёпнулся на землю. Генерал подбежал к поверженному и, раздвинув на нём одежду, стал доставать и разбрасывать пучки соломы.

– Видали! Это же чучело! Эка! Как задумано! Хитро!

Одиссей другими глазами взглянул на скачущее мимо «войско». Липовые басмачи горбились на своих скакунах, – безгласые и неподвижные, вместо лиц блеклые пятна. Одиссей стал считать их, тоже швыряя в посаженных на коней соломенных истуканов камнями. Они смешно дёргались, словно марионетки, и мешками валились на землю. После пережитого ужаса было забавно играть в такую игру. Однако, когда Одиссей попал камнем в пятого седока, тот неожиданно вскрикнул и пришпорил коня. Мелькнуло перекошенное живое лицо, тут же скрывшееся за развивающимся плащом и всадник исчез вместе со всем табуном. Вскоре затих вдали топот многочисленных копыт.

– Вы видели, Андрей Николаевич?! Среди них был человек!

– По лицу генерала всё ещё катился пот. Он утёрся и пояснил:

– Разведчик. Он управлял табуном.

Генерал сказал, что теперь ему понятно, почему в последнее время количество отрядов, на которые рассыпалась банда басмачей, неожиданно выросло до невероятного количества.

– Фантомные отряды! Много я всякого повидал, но такого, признаться, ещё не доводилось, хотя и слышал о подобных фокусах.

Вернувшись в лагерь, генерал первым делом объяснился с комиссаром. Взаимоотношения этих столь разных людей не переставали удивлять Лукова: они то вели себя, как непримиримые враги, то будто бы заключали временный союз для совместных действий, то снова вступали в конфликт. Вот и на этот раз комиссару сильно досталось от раздражённого начальника за потушенный костёр. Однако Лаптев с абсолютным внешним равнодушием воспринял свой арест и обещание генерала отдать его под трибунал сразу по прибытию в Ташкент.

Впрочем, до Ташкента ещё надо было добраться. Пока же они всё ещё не могли тронуться в путь. Несчастный купец был очень плох, он постоянно бредил. Дорога доставила бы ему невыносимые страдания. Конечно, можно было оставить его на попечение хозяина кочевья, а самим немедленно уходить, пока не стало слишком поздно. Луков ожидал, что Вильмонт так и поступит, ведь почти такая же история уже однажды с ними случилась, ведь не смогло его задержать исчезновение второго самолёта экспедиции.

Но в этот раз генерал отчего-то медлил. Он сидел подле мечущегося в бреду купца и вид у него был крайне озабоченный. Создавалось впечатление, что он не понимает что произошло, и пытается найти для себя объяснение случившемуся. Луков и сам не мог понять, куда ранен несчастный. Крови он не видел. При этом у караванщика были какие-то странные симптомы: живот его страшно раздулся, всё тело его сотрясали сильные судороги, он сильно потел и периодически из него извергалась какая-то тёмная слизь с резким отвратительным запахом.

– Что с ним?

Генерал неуверенно повёл подбородком.

– Возможно отравление…

Вильмонт скупо поведал, как было дело: когда они пришли к басмачам, их попытались разоружить и связать, но караванщик заговорил с командиром пикета и всё изменилось. Они быстро нашли общих знакомых и враждебная настороженность исчезла! Оказалось караванщик и бандитский десятник чуть ли не дальние родственники! Увесистый мешочек с позвякивающим содержимым ещё больше расположил к ним басмача. Тот даже поднёс им по пиале кумыса.

– Правда, я пить не стал, так лишь для виду подносил чашку к губам, а Вардан не мог не уважить родню. Мы только начали разговор, когда он вдруг пошатнулся, скривился, словно от сильной боли.

На глазах ничего не понимающего генерала и басмаческого командира караванщик резко согнулся, схватился руками за живот и со стоном повалился на землю, а вскоре потерял сознание.

– Вы думаете, в кумысе был яд? Но зачем им вас травить?

Генерал снова пожал плечами.

– Я сам ничего не понимаю… Это могло произойти и раньше, например, когда мы ели плов. Да и вообще, это может быть апоплексический удар, прободение язвы желудка или даже аппендицит. Слуг Вардана сказал мне, что в последнее время его хозяин жаловался на частые боли в животе и плохой стул.

Йод и бинты у экспедиции имелись, а вот каких-то медикаментов, чтобы облегчить мучения несчастного не было. Генерал пошёл в поле, чтобы собрать нужные ему травы. Вернувшись, он попросил у хозяйки нужные ему ингредиенты, и сам приготовил какой-то отвар. Через некоторое время после того как умирающий сделал несколько глотков его искажённое муками лицо разгладилось, на нём появилось выражение умиротворённости. Несчастный ненадолго пришёл в себя, и смог дать слугам последние распоряжения насчёт грузов, а также надиктовать прощальное письмо своей семьи, после чего заснул мирным сном. На его измученном лице появилась кроткая улыбка.