Дом докторши находился за поворотом.

Одноэтажный, неказистый, но очень добротный. Забор из штакетника, засыпанная снегом земля, из которой торчали пожухлые былины…

– Заходи, – Светлана Евгеньевна открыла дверь в дом. – Не пугайся, что холодно, – включу отопление, и через пять минут будет африканская жарища!

Докторша захлопотала по хозяйству – оживленная, довольная. Видно, сто лет ждала гостей, да не могла к себе никого пригласить, поскольку разругалась со всем миром. Кроме Марты.

«Эх ты, психиатр… – печально подумала Марта. – Не можешь с людьми договориться, только психов привечаешь… Сапожник без сапог!»

– Сейчас салатик соображу… О, огурцы есть, отлично. И колбаса осталась… Марта, порежь хлеб!

В самом деле, дом быстро прогрелся, стало даже жарко.

– И правда как в Африке… – пожаловалась Марта, оттянув у свитера ворот.

– У меня халат есть, легкий. Дать?

– Дай…

Светлана Евгеньевна притащила ужасный байковый халат, размера этак 60-го.

– Ой! Великовато будет… У меня свой есть! Утром в магазин заходила… – радостно вспомнила Марта и вытряхнула содержимое своей сумки на кровать. В объемистой дамской сумочке прятались: косметичка, ключи, бесполезный мобильник (разрядился), гигиенические салфетки, крем для лица, паспорт, плюшевый медвежонок (на работе подарили, не оставлять же!), флэшка Яна (не забыть передать Ивану!), детектив (так и не прочитанный) и отдельно – целлофановый фирменный пакет. Он-то и был нужен Марте.

Марта достала из пакета невероятной красоты комбинацию и полупрозрачный пеньюар. А еще туфельки, купленные на очередной распродаже. Ну как не купить – сорок первый размер на дороге не валяется…

– Вот это да! – с интересом воскликнула Светлана Евгеньевна. – Дорого, поди?

– Не очень. На распродаже покупала, за полцены. Маньячка я. Шопоголик! Впору к тебе на прием… – весело призналась Марта. – Переоденусь, ладно?

– Конечно-конечно… Слушай, Марта, а ты веришь в эти распродажи? По-моему, всё врут. Пишут цену вдвое больше прежней, зачеркивают и пишут старую цену.

– Сейчас почти не врут… – Марта стянула с себя свитер, осторожно стала натягивать на себя кружевную комбинацию. – И потом, я уже разбираюсь – и в ценах, и в марках одежды, и во всем прочем.

– Н-да? А оно зачем тебе? Мужиков соблазнять?

– Не-ет! – засмеялась Марта. – Не только. Я для себя. Я себя люблю.

– Я тоже себя люблю! Но покупать вот это барахло… Ох, денег тебе не жалко! Хотя если спонсор есть… – забубнила Светлана Евгеньевна.

– Будет тебе, – басом сказала Марта, накинув поверх комбинации воздушный пеньюар (все, весь комплект, включая домашние туфли, – красное с черным, немножко вызывающе, конечно…). – Не суди о людях по одежде.

– Да. Да, ты права… – Светлана Евгеньевна заморгала, принялась протирать очки. – Прости.

«Зря я при ней так демонстративно наряжаюсь! – спохватилась Марта. – Получается, что хвастаюсь – красотой, вещами. Но не надевать же тот жуткий парашют из байки?!» Марта, конечно, могла попытаться обратить Светлану Евгеньевну в свою веру – как Римму, например (тоже приучить выглядеть всегда красиво), но в отношении докторши, кажется, это было совершенно бесполезно.

Светлана Евгеньевна принадлежала к тем женщинам, которые, хоть тресни, считают, что ремонт в квартире или там покупка мебели, бытовой техники – гораздо важнее, чем поиск красивой одежды.

…Новоиспеченные подруги вместе принялись строгать салат.

– Свет…

– А?

– А елка есть? Ведь Новый год скоро! Меньше недели осталось… Или ты в город вернешься?

– Елка… – вдруг встрепенулась Светлана Евгеньевна. – Ох, Марта, у меня же в доме елки тыщу лет не было, с самого детства, наверное… Думала, баловство. Но вот раз мы с тобой вместе, то как-то грустно без елочки, правда! Пойду за лапником схожу. Я быстро. Ты пока колбаски нарежь… Тоненько-тоненько! Это брауншвейгская, я ее обожаю…

Светлана Евгеньевна влезла в пуховик, натянула на ноги растоптанные сапоги, открыла входную дверь. Затихла.

– Ты чего, Свет? Передумала идти? – спросила Марта – она стояла у кухонного стола, кашеварила, спиной к двери, когда по голым ногам неприятно скользнул холодный воздух с улицы. Марта отложила длинный нож и обернулась – на пороге был Ян Горский. Он оттолкнул Светлану Евгеньевну и, глядя только на Марту, сказал:

– Привет. Поговорим?

– О господи… Ян. Ян, зачем? – с тоской вздохнула Марта. «Все-таки выследил!»

– Нет, это ты мне скажи – зачем?.. Зачем тебе понадобилось меня предавать! – с той же тоской тихо произнес Ян.

Светлана Евгеньевна наконец очнулась.

– Это кто? – сурово спросила она. – Марта, это тот тип, что тебя преследует? Да? А ну, мужик, вали отсюда! – Щеки докторши налились гневным румянцем. – Вали, кому сказала!

– И не подумаю. Мне надо поговорить с этой женщиной. – Ян по-прежнему глядел только на Марту.

– Здрасте! Это мой дом! Вали, я сказала… – Светлана Евгеньевна всем корпусом оттолкнула Яна. Он не удержался на ногах, упал, но тут же вскочил.

– Дура, что ты делаешь… – в бессильной ярости закричал мужчина. – Мне только поговорить!.. Вот дура… Пусти!

– Ян, уходи! – закричала и Марта.

– Тварь какая… Будет мне указывать, в собственном-то доме… – Светлана Евгеньевна впала в настоящее бешенство. Вся ее ненависть к мужчинам сконцентрировалась сейчас на Яне. – Пошел вон!

И она с яростью снова толкнула пузом Яна. Ян в ответ толкнул Светлану Евгеньевну и тем самым окончательно вывел ее из себя.

Светлана Евгеньевна ударила Яна по щеке. Тот завизжал и тоже принялся ее колотить.

Марта бросилась их разнимать, но в пылу потасовки сама же Светлана Евгеньевна ее и оттолкнула – от движения мощного корпуса докторши Марта улетела в угол большой комнаты.

Что произошло дальше, Марта не поняла. У кого первым в руке оказался нож с кухонного стола – у Светланы Евгеньевны или у Яна? Неизвестно.

Все смешалось в кучу. Летала в разные стороны неказистая мебель. Сдавленные вопли. Наткнулись на кухонный стол – тот зашатался. В какой-то момент мелькнул и нож. Взмах длинного лезвия.

– Сука!.. – плачущий, истеричный голос Яна. У него была до крови исцарапана щека. – Сука!!!

Хрип.

Хрипела Светлана Евгеньевна. Она вдруг забилась в руках Яна и повалилась назад.

Открыв рот, Марта наблюдала за происходящим. Она не верила собственным глазам. Этого не может быть!

Но это было – Светлана Евгеньевна лежала на полу, и из груди у нее торчала рукоятка ножа. По кухне кружился снег. Вернее, не снег – это был пух из распоротого пуховика.