Через 55 лет Анна Петровна после долгой переписки получила документы из комиссии по реабилитации. В протоколе допроса: «кулак», «бывший унтер-офицер». Подписан каракулями – пальцы-то у краснодеревщика не сгибались. От момента ареста до расстрела прошло 38 дней. Решение принято «тройкой», страшно отпечатавшейся в памяти миллионов. Без «либеральной канители», в режиме «разящего, сокрушительного удара». То, о чем мечтали пламенные революционеры, так и не вернувшиеся с Гражданской войны.

Но они же этого не хотели!

А их потом и не спрашивали.

В юности Феликс Дзержинский был уверен, что погибнет от «врага», которого носит в себе, туберкулеза легких, и даже подсчитал, когда это произойдет. Вышло не совсем так.

В начале 1920-х врачи обнаруживают у Дзержинского тяжелое заболевание сердца. Ему советуют «умерить страстность в работе», спать не менее 8 часов в день, отдыхать после обеда, два месяца в году проводить в санатории на Черноморское побережье. Если не соблюдать такой режим, то финал может наступить в любой момент. На 49-м году жизни Феликс Эдмундович – физически изношенный человек. Он располнел, с трудом поднимается по лестнице, не спит по ночам от кашля (оставаясь заядлым курильщиком). Но прежние энергия, «страстность в работе» при нем. Тот же аскетичный облик – гимнастерка, начищенные сапоги, шинель, фуражка с красной звездой. Поэтому в глазах окружающих он прежний «железный Феликс». Специалистам в ВСНХ невдомек, что их руководитель несколько раз подавал прошения об отставке (не по состоянию здоровья, а из-за несогласия с политикой «этого правительства»). Лишь близкие Дзержинскому люди понимают, что он «на грани».

3 июля 1926 года Феликс Эдмундович пишет надрывное письмо наркому рабоче-крестьянской инспекции Валериану Куйбышеву. Начинает с «соображений о системе управления», продолжает о том, что устал от нынешнего положения, и завершает словами:

«Я не могу быть председателем ВСНХ при таких моих мыслях и муках. Ведь они излучаются и заражают! Разве ты этого не видишь?»

Товарищи по партии встревожены его состоянием. Не пора ли ему сменить место работы? Куйбышев готов уступить Дзержинскому свой пост главы РКИ, о чем пишет председателю правительства Алексею Рыкову:

«Дело с ним настолько серьезно, что соображения о моей амбиции должны отойти на задний план».

Рыков:

«A что, если его назначить председателем Совета труда и обороны?»

Куйбышев:

«Это исключено. У него много инициативности, но нет системы в работе, осязания всей сложности явлений. В ВСНХ преимущества инициативности еще могут перевешивать недостатки Феликса как руководителя, но в Совете труда и обороны это уже не выйдет».

Рыков:

«Я боюсь, что его нервность и экспансивность могут довести до беды».

Пост председателя ВСНХ после инициативного Дзержинского займет как раз Куйбышев – инертный и слабо разбирающийся в промышленности. Тогда-то и напишет зарубежный орган меньшевиков: спецы, вплоть до монархистов, готовы в память о Дзержинском панихиды служить…

Какие мысли председателя ВСНХ «излучаются и заражают»? Что раздражает его в политике «этого правительства»? Феликс Эдмундович редко идет дальше намеков, ведь он в те годы в числе тех, кто борется с уклонами от генеральной линии.

Речь о частностях, хотя и важных. Его политика в промышленности направлена на снижение розничных цен. Действия других ведомств, приводящие к росту себестоимости продукции, вызывают у него протест. В том числе – повышение зарплат на производстве. Дзержинского возмущают «безответственные корреспонденции» в газетах, сообщающие о том, что производительность труда превысила довоенную. Это ложь, и опасная, поскольку порождает «рвачество по линии зарплаты». Неправду эту разоблачает только он, но голос его «слаб, никто ему не внемлет», это «голос вопиющего» (из письма Сталину в 1924 году). «Если мы с розничными ценами не справимся, то не справимся и с индустриализацией», – часто подчеркивает председатель ВСНХ. Известно, что рост оплаты труда не должен опережать роста производительности. Однако как пролетарскому государству не уступать требованиям трудящихся? Еще ведь не изжиты забастовки. Зарплаты повышают – Дзержинский считает это уступкой «рвачеству».

Более существенных разногласий у председателя ВСНХ с «этим правительством» нет. Возглавляет последнее человек не «железный», однако – рыночник, доброжелательно относящийся к Дзержинскому, Рыков. И генеральная линия партии в 1926 году заключается в твердой поддержке нэпа.

Раздражает еще Дзержинского бюрократизм учреждений, в которых буксуют важные начинания. Но ведь они и строят такую экономику – командную, с вкраплениями частного капитала. Сам Феликс Эдмундович – бюрократ не из последних, достаточно вспомнить, какие процессы протекают в ОГПУ.

Он слишком эмоционален. И ему просто физически тяжело.

В его письме Куйбышеву есть высказывание, которое приобретет широкую известность:

«Если не найдем этой линии и темпа, оппозиция наша будет расти и страна тогда найдет своего диктатора – похоронщика революции, какие бы красные перья ни были на его костюме».

Что это: пророчество о грядущей диктатуре? И о диктатуре, конечно, Сталина? «На слух» – похоже. Вырванная из контекста, фраза Дзержинского действительно выглядит сбывшимся позднее предсказанием. Такое значение ей нередко и придают.

В действительности Феликс Эдмундович лишь иначе формулирует то, о чем сказал в предыдущем абзаце письма (и повторяет во многих письмах и выступлениях тех лет). Не найдем «линию и темп» – нэпу конец, страна сорвется в насильственную индустриализацию. Восторжествуют те, кто «наверняка поведет и партию, и страну к гибели». Их Феликс Эдмундович прямо называет: Троцкий, Зиновьев, Пятаков, Шляпников. Из их костюмов торчали тогда «красные перья», а вовсе не из сталинского. Ничего иного Дзержинский не имел в виду.

В конце 1922 года стало окончательно ясно, что тяжело заболевшего Ленина на посту лидера партии вскоре сменит кто-то из тройки: Зиновьев, Троцкий или Сталин. Дзержинский в политике всегда шел в кильватере более сильной личности. Он оказался на распутье. Но продолжалось такое состояние недолго. Разве был у него выбор? У сибарита Зиновьева в Ленинграде – «культ». Троцкий к повседневной работе не склонен, он вечно на трибуне, «творит историю». Генеральный секретарь партии Сталин на их фоне – скромен, тверд и даже миролюбив: во время партийных споров именно он чаще всего предлагает компромиссы. Стоит отметить, что в середине 1920-х Сталин являлся последовательным защитником новой экономической политики; если бы не он, нэп прихлопнули бы раньше.

Они нужны друг другу.

Поддержка «рыцаря революции», занимающего такие важные посты, генеральному секретарю, конечно, очень кстати. Приближаются дни решающих боев с оппозицией.

Сталин – Дзержинскому, 25 июля 1925 года:

«Узнал я от Молотова о Вашем заявлении об отставке. Очень прошу Вас не делать этого, нет оснований к этому: 1. Дела у Вас идут хорошо. 2. Поддержка ЦК имеется… 3. СТО перестроим так, чтобы отдельные наркоматы не могли блокироваться в ущерб государственным интересам. 4. Госплан и его секции поставим на место.