Теперь он не спал.

Глаза были закрыты, слава богу. Кожа казалась зеленой. Рот слегка приоткрыт, кончик языка прикушен зубами. Лицо в грязи, в засохшей грязи — рвота, слюна, что-то еще. Струйки чего-то, похожего на кровь. Они сбегали и на шею, запачкав воротник его новой белой рубашки. Отвратительная серая слизь на носу и верхней губе. Но хуже всего — его неподвижность. Неподвижность — и вонь.

Моргун был рядом; он поддержал меня, когда мои ноги подкосились. Пару мгновений я прижималась к его груди и уловила аромат дешевого мужского дезодоранта, острый, как у аэрозоля от мух, и легкий запах пота. А потом снова была на ногах и отстранилась от него. Я услышала, как с визгом застегивается молния, и, обернувшись, увидела, как люди в желтом вновь подхватывают носилки и уходят к карете «скорой помощи» на стоянке.

Голос Моргуна:

— Значит, это он.

— Да.

— Ты в порядке?

— Нет.

Моргун нервничал, не зная, остаться ему со мной или убраться. Наконец, бросив «подожди», широкими шагами направился обратно к группе полицейских.

Второй раз в жизни я видела мертвеца. Папа так и не позволил мне взглянуть на маму. Боялся, что меня это выведет из строя. Что меня действительно вывело из строя, так это то, что мне запретили посидеть с ней рядом, в последний раз посмотреть на ее лицо. Хотя теперь я понимаю, что мама выглядела бы совсем не так, как я ее запомнила. Видела же я Мэв после того, как ее выпутали из пластиковой розовой занавески, вытащили из ванной и «привели в порядок». В своей лучшей блузке, со странным подобием улыбки, словно обтянутая целлофаном, она была похожа на отреставрированную вещь. Меня охватило такое отвращение, что я выбежала из похоронного бюро. Что ж, про Джоэла никак нельзя было сказать, что его отреставрировали до неузнаваемости. Его никто не «приводил в порядок». Я стояла, дрожа всем телом, и смотрела, как люди в желтом запихивают его в «скорую» — небрежно, словно загружают в багажник покупки из «Сайнсбери». Потом за ним захлопнули дверцу.

— Пойдем. — Моргун снова был рядом; он обнял меня за плечи. — Тебе нужно выпить.

Зеленые лица, капающая кровь, разодранные белые саваны… Черт, я и забыла про Хэллоуин. А я ведь так хотела попасть сюда, к нормальным людям, провести нормальный вечер. Теперь я мечтала залезть обратно в свою машину. Вернуться на дорогу, где можно дышать. А тут хрен знает как размалеванная компания изображает вампиров, призраков и покойников. Спасибо, я уже на настоящего поглазела.

Мы заняли столик в углу. Я предоставила Моргуну сесть лицом к залу, а сама повернулась к стенке. Не хочу видеть этих веселых уродов.

За соседним столиком болботал какой-то индюк, его приятель кивал как заведенный и периодически заливался гоготом.

— И прикинь, приглашает он ее в «Бель эйр», сечешь? И знаешь что? Оказывается, у него кредитка того, ни хрена на ней нет. Официант-то к этому отнесся спокойно, и Джим ему уже другую карточку дает, а эта прошмондовка как вскочит, как заорет: «Ну что, мне теперь с официантом трахаться, да?» Не, прикинь, а?

Моргун пытался пробиться к стойке, но народу было слишком много, а мне приходилось слушать россказни соседа-засранца о женщинах, которых он поимел. Придурок в дешевом хлопковом шмотье и в кожаной куртке. И ведь считает себя умником. У меня невольно сжимались кулаки под столом.

— Ты же меня знаешь, Джайлс, а? Это у нее юмор такой черный, понял? Темная сторона…

Возле нашего столика находились старинные напольные часы; еще двое часов тикали над головой. Все они были с маятником, и маятники качались вразнобой. Одни часы показывали 10.52, другие — 10.49, третьи — 10.47. Эта неточность до того меня взбесила, что руки чесались разнести всю эту часовую дребедень. Что-то сбивалось с ритма во мне самой.

Тик. Тик. Тик.

— Ну вот. — Голос Крэйга вывел меня из ступора. Он поставил на стол пинту светлого пива и скотч. Я открыла рот, чтобы спросить, что из этого для меня, но тут Крэйг вернулся к стойке и принес «Гиннесс».

— Напоить меня хочешь?

— Брось, Кэтрин. Как ты?

— А как по-твоему?

Выдвигая стул, Крэйг случайно качнул столик; немного пива выплеснулось. Я следила, как он вынимает белый платок и вытирает лужицу.

— Держу пари, платки тебе стирает Марианна. И гладит тоже.

Крэйг метнул на меня выразительный взгляд и спрятал платок в карман брюк. Я глотнула пива. «Стелла». Мое любимое.

За окном проехали две полицейские машины.

— Едут, наверное, по домам, к женам и детям… — Тут меня так и подбросило на месте: — О черт! Родители Джоэла. Они еще не знают…

— Мы с этим разберемся.

Я почувствовала на своей руке прикосновение его пальцев — и отпрянула, точно обжегшись. Подняв глаза, заметила слабый синяк на щеке Моргуна, и сообразила, что это от моего удара.

— Ты имеешь в виду — им кто-то скажет?

— Да.

— Его… Его вымоют, прежде чем родители…

— Не беспокойся об этом. — Крэйг смотрел в сторону, и я вдруг поняла, что он действительно нарушил правила, позвонив мне. Надо бы поблагодарить его — но слова застревали в горле. Я залпом проглотила виски и почувствовала, как тепло быстро растекается по пищеводу.

— Как ты думаешь, что с ним случилось? Его… — У меня не хватило духу договорить.

— Мы еще не знаем.

— Не вешай мне лапшу на уши. Версии наверняка есть.

— Ну… Я там, в парке, переговорил с ребятами… — Моргун замялся. — Это лишь предположения, Кэтрин.

Я кивнула, подбадривая его. Моргун глотнул свой «Гиннесс», и над верхней губой остались белые усики от пены.

— Думаю, что у Джоэла случилась передозировка, когда он был с клиентом. Клиент запаниковал и подбросил сюда тело.

— Но Джоэл не принимает наркотики!

— Ты уверена? — Этот всезнающий вид меня до белого каления доведет.

Хлыщ за соседним столиком распинался все громче:

— Ну вот, старик, завязал я с ней. Когда понимаешь, что это всего лишь очередная сучка…

Я старалась не обращать внимания на этого барана.

— А вдруг это убийство? Возможно такое? Мог Генри его убить?

Крэйг помотал головой:

— Сама посуди, Кэтрин. Тело Джоэла подкинули в парк в восемь вечера — на глазах у целой толпы собачников и всех, кто может ехать мимо. Как ты думаешь, настоящий профессионал так поступит?

Я пожала плечами.

— Конечно, нет. Профи дождались бы полного безлюдья — четыре, пять утра. И завезли бы его намного дальше. Скорее всего, куда-нибудь за город. И изуродовали бы… чтобы не опознать…

Парни за соседним столиком разразились грубым хохотом. Я судорожно сглотнула и потянулась за пивом.