– Прошли синяки? – спросила она.

– Синяки? – не понял Уилз.

– Не могу сказать, что польщена, – усмехнулась женщина, – не часто случается такое, чтобы мужчина, столкнувшись со мной, даже не запомнил.

– Господи! – воскликнул Джон. – Вчера утром! В приемной!

Шамбрен наливал себе неизменную чашку турецкого кофе.

– Плохое начало, Уилз. Это мисс Барнуэл, мой пресс-секретарь. Хотел отдать вас в ее руки. Но если вы виделись с Элисон и даже не запомнили…

– Не добивайте беднягу. – Женщина тепло, по-дружески улыбнулась. – Помню, как сама тряслась, когда впервые здесь оказалась. Не узнала бы Рока Хадсона, даже если бы он сбил меня с ног.

Шамбрен, посмеиваясь, вернулся за стол.

– Что ж, Уилз, вчера вы угодили здесь в первоклассную мелодраму.

– Полагаю, вся эта шумиха сильно повредит отелю? – Джон ткнул пальцем в сторону стопки газет.

Шамбрен рассмеялся:

– Вот и Элисон расстроилась. Стандартное представление в гостиничном мире, что скандал вредит бизнесу. Открою вам глаза. Если станет известно, что кто-то отравился приготовленными у вас на кухне морепродуктами, ресторанный зал опустеет. Когда пройдет слух, что из какого-то номера стащили норковую шубу, половина постояльцев дружно отсюда свалит. Креветка с душком или пропажа чего-то такого, что они могут десять раз восполнить, пугает их, словно удар грома коровье стадо на поле. Но вот если магнат, выпускающий супинаторы для обуви, пристрелит во время танцев свою любовницу, их за уши не оттянешь. Убийство, особенно такого известного человека, как Обри Мун, полезно для нашего бизнеса. Я это знаю, как и совет директоров, сколько бы там ни голосили и ни заламывали руки. На публике мы оплакиваем урон. Но про себя довольны – это все равно как если бы принять в свой суперклуб таких звезд, как Джуди Гарленд или Дэнни Кей. Полезно для дела.

– Это уж верх цинизма. – По голосу Элисон можно было понять, что она шокирована.

– Что предпринимает отель, чтобы защитить Муна? – спросил Уилз.

Шамбрен пожал плечами:

– В нашем распоряжении не так много средств. Здание наводнили копы. Но Мун к себе в апартаменты их не пускает. Так что все они околачиваются снаружи. В коридоре, катаются на лифтах, протирают задами обивку на диванах в вестибюле. Прикрыли со всех сторон. А Мун бьет себя в грудь и кричит на весь свет, что он никого не боится. Кстати, сегодня приглашает приятелей на ленч в «Гриль». Полицейским придется сдерживать людей, чтобы не слишком толпились.

– Перед вашим приходом, мистер Уилз, я спрашивала мистера Шамбрена, как вести себя с журналистами, – сказала Элисон.

– У нас довольно мероприятий, детка, – хмыкнул управляющий отелем. – Сегодня днем и вечером в бальном зале будет показ мод. В Хрустальной комнате прием в честь тунисского посла. Завтра обед Лиги женщин-избирательниц. В четверг старая миссис Хейвен принимает в пентхаусе Л гостей, где объявит, что дарит в Уэстчестере участок земли под новое собачье кладбище. Все это – события для отдела по связям с общественностью, Элисон.

– Вы же понимаете, что я спрашиваю о Муне.

– О Муне? – В голосе Шамбрена появилась наигранная издевка. – Кто такой, собственно, этот Мун? Ах да, писака, который в субботу справляет день рождения и выбрасывает на это кучу денег. Мистер Амато снабдит вас кое-какими фактами для пресс-релиза. Да вы ведь и сами разговаривали с Муном.

– Разговаривала. – Элисон ответила так резко, что Джон удивленно покосился на нее. – Только не притворяйтесь, будто вам неизвестно, что я имею в виду. Журналисты толпятся в моем отделе, требуют заявления от администрации отеля. Спрашивают, что случилось и какие последующие действия.

– У нас нет заявления по поводу смерти мисс Прим. Разве что можем немного покудахтать, как сожалеем о ее безвременной кончине. Нам нечего сказать по поводу угроз Муну. Это дело окружного прокурора и полиции. Никаких заявлений, Элисон. – Шамбрен иронично улыбнулся. – Интересно, каковы шансы, что хор Метрополитен-оперы споет ему в субботу вечером «С днем рождения». Хотите поспорим? Ставлю два доллара, с вас по одному. И в любом случае заклад мой.

– Пусть он последний подонок, но нехорошо шутить по поводу того, каковы у него шансы остаться в живых.

– Надо обрасти толстой шкурой, если хотите продолжать работать в этом бизнесе. – Взгляд Шамбрена стал по-отцовски снисходительным. Но говорил он серьезно. – Это часть нашего образа жизни: шутить абсолютно над всем. Дать волю чувствам – значит проявить слабость. Но шутки в сторону, я сам расчувствовался. Не знал эту девочку Прим, но мне ее жаль. Вы прочитали, что там нарыли «Новости»?

Элисон кивнула.

– Никаких шансов в жизни, – начал Шамбрен. – Отец умер, мать сбежала. Наверное, не получила никакого образования. Могла прокормить себя только тем, что выставляла со сцены напоказ свое тело. А после каждого выступления на Бродвее ее насиловал очередной охранник служебного входа. И тогда она решила, что если отдаваться, то лучше за деньги. «Привлекательное тело, но умишко девчонки лет восьми», – говорил о ней Мун. Теперь я знаю его и по тому, как вы отреагировали несколько минут назад, понимаю, что тоже получили о нем представление. Как вы считаете, что он вытворял с этой девушкой? Какими способами унижал? Как бы то ни было, она его достаточно возненавидела, чтобы захотеть освободиться, и взяла у неизвестного жертвователя десять тысяч долларов, подрядившись на убийство. Ее терпение лопнуло, но не хватило духу дойти до конца. Слабая девчонка, скажете вы. Невротичка с испорченной психикой. Да, но человеческое существо, слабое человеческое существо. Я ей сочувствую. И хотя не знал ее лично, сочувствую, что не сумел помочь, пока было еще не поздно.

Что же до Муна… – Шамбрен поджал губы и замолчал. – Он не человек. Почитайте газеты. Мисс Прим не единственная, кто совершил самоубийство. Был еще французский дипломат, вероятно, та английская актриса и несчастный военный по фамилии Макайвер, которого Мун, разумеется, подставил. А сколько еще было жертв за пятьдесят лет его расчетливого садизма? Неужели, Элисон, вы в самом деле думаете, что мне не наплевать, что случится с таким человеком? А если я шучу по поводу того, споют хористы или нет на его празднике «С днем рождения», то исключительно чтобы скрыть надежду, что найдется человек, который вспорет ему брюхо.

– Да будет так, – процедил сквозь зубы Джон.

– Эх, мужчины, мужчины, – покачала головой Элисон.

Шамбрен усмехнулся:

– Как сказал один пацифист перед тем, как водородная бомба угодила в его курятник, нас это не касается. Пусть боится и потеет Мун, а если умрет, мы не станем тратиться ему на цветы. Однако шутки в сторону. Мисс Барнуэл, забирайте отсюда господина Уилза и покажите, как действует наша игровая площадка для богатеев.

Отдел Элисон состоял из трех комнат и располагался в том же коридоре, что кабинет Шамбрена.