Аннабель кивнула, уже догадавшись, что отпечатков, как обычно, нет.

Текст был кратким, но содержательным.

Вы взяли Лукаса, он — замечательно подходит на роль обвиняемого,

Общественное мнение возликует.

Но обо мне забудьте, или они умрут,

Не преследуйте меня больше, или они умрут.

Если еще когда-нибудь вы хоть что-то предпримете против меня,

Они умрут. У меня есть под рукой еще кое-кто,

Пока они не умерли, они ждут, и их много,

Они у меня. Все это на вашей совести.

Аннабель застыла, не мигая.

— Предупреждение, — прокомментировала она. — Ему нужно, чтобы мы прекратили расследование.

— Он, похоже, рассердился, — заметил Хэннек.

Кахилл пожал плечами.

— И все? — возмутился он. — Он что, приказывать нам будет?

— Он не знает, что мы нашли Лукаса Шапиро убитым, — возразила женщина.

— Да он нас что, за болванов держит? Он же сам его замочил, руку даю на отсечение!

Аннабель замолчала. Ей хотелось рассказать обо всем прямо сейчас, объяснить, как она и Бролен забрались в дом Шапиро и как он умер. Сейчас только она и Бролен понимали, почему Боб так разгневан. Как только он узнает, что полиция обнаружила его смертоносный вагон, он вообще придет в бешенство.

Протянув послание Брэтту Кахиллу, она указала ему на фото.

— В любом случае, худшее уже произошло, — добавила Аннабель.

Кахилл нахмурился и посмотрел на снимок.

На нем ясно был различим темный фон и фигуры: мужчина и женщина лет сорока, два мальчика и девочка-подросток. Они смотрели в объектив с нескрываемым ужасом.

Целая семья.

Мир восьмилетней Карли сжался до размеров сырой пещеры с деревянной дверью. Время от времени Монстр приносил ей новую свечу, которую зажигал и втыкал в застывшую лужицу воска, образовавшуюся на вершине камня. Однажды, когда свеча сильно наклонилась вбок, Карли захотела поправить ее — свет пламени был ее последней надеждой — и попала пальцами в горячий воск. Ей стало больно.

Подстегиваемая нездоровым любопытством, она наклонила свечу. Полупрозрачная жидкость скользнула по руке, обжигая сильнее, чем крапива, и, застывая, приняла молочный оттенок.

Боль стала для девочки единственным средством хотя бы еще во что-то верить. Боль напоминала ей, что она еще жива. Да, может быть, в Аду, но все-таки жива.

Свернувшись калачиком под тремя одеялами, чтобы согреться, Карли размышляла об этом. И о дыре в двери.

Она давно уже заметила — но что значит здесь это «давно»? — что дыра слишком маленькая, никакой надежды. Однако через нее можно было разглядывать коридор. Большую часть времени оттуда раздавались страшные звуки: позвякивание цепей, ворчание, напоминавшее голос оборотня, жестокие вопли. Время от времени, что-то там происходило: кто-то проходил мимо. Это случалось редко, и Карли не уделяла этому много внимания. Пока обожженные пальцы не вернули ей частичку интереса к окружающему миру.

Из коридора до нее донеслось поскрипывание. Неожиданно раздался глухой звук шагов.

Закутавшись в хлопковое одеяло, Карли осторожно приблизилась к двери. Усевшись в углу, она прижалась лицом к щели между планками.

Каменный коридор напоминал шахту. Справа на стене горел, отбрасывая блики, странный — сделанный из чего-то вроде человеческой кости — факел.

По земле скользнула тень, очертания которой терялись в сумраке коридора. Появилась женщина. Грязное вздрагивающее лицо, длинные запутанные волосы; она старалась идти очень тихо. Карли дала бы ей лет сорок. Женщина была похожа на актрису из фильма о бомжах, если бы не ее глаза — трогательно ясные.

Карли сочла женщину красавицей.

И ей вдруг захотелось к ней прижаться.

За спиной женщины появился Монстр. Он неожиданно толкнул ее — так сильно, что она упала, ударившись головой о камень.

— Давай топай. Если бы ты ела, то не оказалась бы в этом состоянии, идиотка несчастная…

Его голос, как всегда, был жестоким.

Он перестал ворчать и осмотрел факел.

— Скоро погаснет, сволочь, — вздохнул он. — Ладно, жди меня здесь.

Женщина неподвижно лежала перед дверью, за которой находилась Карли, а Монстр тем временем отвернулся, покрепче втыкая кость в стену.

Девочка жадно смотрела на изуродованные руки женщины, она думала о том, что эти мозолистые ладони смогли бы сделать с ее волосами.

Женщина поймала ее взгляд. Она повернулась к двери, и маленький глаз неотрывно следил за ней. Она сразу же посмотрела на Монстра и, дождавшись, когда тот повернется к ней спиной, встав на колени, сделала несколько шагов в сторону щели.

Увидев Карли, она задрожала, подбородок затрясся, и глаза затуманились. Положив руку на дверь, женщина сделала нечеловеческое усилие, чтобы оказаться перед щелью.

— Как… тебя зовут? — прошептала она, еле-еле сдерживая рыдания.

Маленький глаз по-прежнему смотрел на нее, он был совсем рядом, однако за дверью была тишина. Женщина просунула палец в дыру:

— Я — Рейчел.

Она плохо сдерживала эмоции, но изо всех сил старалась скрыть их от девочки.

— Скажи мне, как тебя зовут, — вновь прошептала она.

И опять ни слова. Но тут Рейчел почувствовала, как крошечная рука схватила ее палец. Горло сдавил спазм, грудь перехватило, и женщине показалось, что она сейчас заплачет и уже не сможет остановиться. Что здесь делает этот ребенок? Ее взгляд… Никто не имеет права заставлять ее смотреть так.

Рейчел просунула в щель указательный палец другой руки и погладила Карли щеку.

Тут же ее пронзила резкая боль, и она пронзительно закричала.

Череп взорвался огнем; отпрыгнув назад, она перекатилась к противоположной стене.

Монстр схватил ее за волосы, целясь ногой в грудь.

Крик Рейчел был хриплым, его почти растворило страдание.

Повернувшись к Карли, Монстр в два счета оказался у двери и наклонился к щели, обнажив серые зубы и выкатив безумные глаза:

— А ты ползи назад. Забудь про нее, больше вы никогда не увидитесь. Никогда.

Карли, дрожа, добралась до груды одеял, служивших ей постелью. С головой завернувшись в них, она закрыла глаза.

Как глупо было надеяться!

Бролен проснулся оттого, что новый знакомый лизал его лицо. Чтобы уладить дело с администрацией отеля, пришлось отдать несколько купюр. Деньги не были для детектива проблемой. Он работал на семьи, относившиеся к разным слоям общества. Некоторые не платили почти ничего, другие считали нормальным предложить детективу четырехзначную премию, если Бролен возвращал им в целости и сохранности очередного мальца, сбежавшего от предков.