– Кстати, – остановился я. – Ты мне странные сообщения писал пару дней назад.

– О, – отмахнулся Оливер, – забудь. Я был пьян и расстроен.

– Что-то случилось?

Пьяный Оливер – это не укладывалось в голове.

– Всё в по-о-олном порядке, – фальшиво пропел он.

– А если не врать?

– Ты не Одиссей, чтобы я во всём сознался, – серьёзно проговорил Оливер.

– А ты не Ахиллес.

Оливер промолчал, развернулся и бросил через плечо:

– Будь добр, купи Оливии воду. Встретимся в кабинете.

Сам того не желая, я задел Оливера.

Математика началась вполне обычно, если не думать о том, что у меня болело всё тело. Я пытался сидеть ровно, но то и дело хотелось скривиться от болезненных спазмов. На следующем уроке сдавать проект, а в голове пусто, будто не я, а кто-то другой готовился к защите весь последний месяц.

Иногда я поглядывал на Оливера – кажется, он серьёзно воспринял ранее сказанные мной слова; нам не довелось и парой фраз перекинуться после того, как наши пути разошлись у кафетерия. Он забежал в класс перед приходом преподавателя – мистера Корели, пожилого мужчины с самыми пышными усами, какие мне только доводилось видеть в своей жизни – и торопливо уселся под внимательным взором сестры.

Он сказал будничным тоном, что был пьян и расстроен, словно пил и пребывал в удручённом состоянии довольно часто. Я ни разу не видел Оливера таким, поэтому представить эту картину было довольно сложно. Пьяный и расстроенный Оливер написал мне. С чего бы это? Наши отношения точно не подходили под определение близкой дружбы.

Нерадостные мысли одолевали меня первые десять минут урока. Я мог и дальше заниматься анализом своих действий, но выбрал оптимальный выход, к которому рано или поздно приходят все парни моего возраста – оставить всё как есть и плыть по течению. Мне вовсе не хотелось ссориться с Оливером, но если он, как кисейная барышня, будет обижаться каждый раз, стоит мне хоть немного задеть его самолюбие – подумать только, я сообщил ему, что он не Ахиллес! – то лучше я буду держаться в стороне.

Оливия же находилась в приподнятом настроении. Она улыбнулась мне в начале урока – той самой хитрой улыбкой, означающей, что у нас есть общая тайна. Хотел бы я, чтобы этой тайной было что-то более романтичное, чем неудачная во всех смыслах дуэль в мужском туалете. Вышел я из неё точно не победителем.

Я мог и дальше любоваться Оливией, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, но рядом сидел Мартин. Я не хотел допустить возможность в очередной раз сделать себя предметом его глупых шуток. Он не набивался ко мне во враги, но и дружелюбным соседом по парте его назвать язык не поворачивался. Будучи слабым в тёмной материи, Мартин видел во мне собрата по несчастью. Оказаться с Мартином в одной лодке – такое себе достижение. Он не проявлял физического насилия по отношению к другим: не бил никого, не толкал, не ставил подножек, но любил унизить, высмеять, дать обидную приставучую кличку. Оливер игнорировал таких, как Мартин или Клив; Оливия была дружелюбна, а я просто соблюдал нейтралитет.

Леон внимательно слушал преподавателя и конспектировал его речь. Я глянул на свой пустой лист и принялся торопливо записывать то, что ещё не успели стереть с белой доски. В этот момент в дверь кабинета постучали.

Меньше всего я ожидал увидеть на втором уроке Гедеона.

Как только он показался, я решил было, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Может, что-то с отцом или Габриэллой, Академия сгорела или наш дом ураганом унесло в страну Оз. Я никогда прежде не видел его в стенах лицея.

Мистер Корели с улыбкой пропустил Гедеона в кабинет – я смутно начал припоминать, знакомы ли они. Возможно, да, судя по тому, с каким видом преподаватель математики представил брата. Мистер Корели аж светился, казалось, его усы увеличились в два раза – так горделиво он задрал нос.

– Прослушайте, пожалуйста, обращение студентов Академии Святых и Великих.

Гедеон уверенно вошёл и встал в центре, готовый к выступлению. Копна светлых, слегка вьющихся на концах волос, резкие, но утончённые черты лица, бледная кожа, высокий рост вкупе с широкими плечами и тонкой талией – истинный облик чистокровного. Он был в чёрном костюме Академии Святых и Великих: поверх белой классической сорочки тёмный однотонный жилет, на шее узкий шёлковый галстук; прямые брюки и начищенные туфли-оксфорды – бьюсь об заклад, я мог в них разглядеть своё отражение. На сгибе левой руки он держал пиджак, в правой – кожаную сумку.

Вслед за ним вошёл ещё один выпускник Академии: их всегда легко узнать по чёрному костюму. Он был чуть ниже моего брата, со светло-русыми волосами, спадающими на плечи.

– Доброе утро, меня зовут Гедеон Хитклиф, – начал брат, обращаясь ко всем.

Как только он представился, добрая половина класса с удивлением посмотрела на меня. Лишь близнецы и Леон не придали этому особого значения. По сравнению с Гедеоном мой сегодняшний вид (особенно удалась рубашка на размер больше) казался крайне нелепым. В стычке с Кливом я испортил свой пиджак, потрепал брюки, а на рубашке успел поставить пару-тройку кровавых капель – доказательство того, что я не просто так прогулял первый урок. Пришлось воспользоваться советом Оливера. Не оставалось времени выдумывать убедительные оправдания.

– Твой брат? – громко шепнул Мартин, переводя взгляд то на меня, то на Гедеона. Я сам не заметил, как сполз ниже, стараясь спрятаться под чужими взглядами.

– Я и мой сокурсник, Николас Шейл, представляем факультет политологии в Академии Святых и Великих. Программа обеспечивает практико-ориентированное обучение. Многие выпускники нашего факультета работают в органах государственной власти.

– Мы с Гедеоном приглашаем вас на День открытых дверей, который пройдёт на следующей неделе, – торжественно произнёс Николас, попутно раздавая рекламные флаеры.

Вся эта маркетинговая вакханалия заняла от силы пять минут, но мне показалось, что за окном солнце успело сесть и взойти снова. Я даже не взглянул на рекламный лист, доставшийся мне от Николаса, пока Гедеон любезно и, я бы даже сказал, обаятельно расписывал достоинства своего факультета. По его словам выходило, что учёба в Академии Святых и Великих – сущий рай на земле, а факультет политологии представлялся по меньшей мере оазисом в пустыне. Не знай я Гедеона и того, с каким рвением он учился, – решил бы, что он врёт. Но брат действительно любил Академию и свой факультет. По крайней мере, так мне всегда казалось. Поэтому неудивительно, что именно он пришёл агитировать в наш выпускной класс. Гедеон был на предпоследнем курсе, он усердно учился и занимал высокие позиции в рейтинге успеваемости. Кого, если не его, отправлять вербовать неопытных подростков? Тем более что у выпускников Академии сейчас практика, и им точно не до нас.

Я ничего не знал про этого Николаса, но он вёл себя с братом раскованно, а тот ему это позволял, так что я пришёл к выводу, что они друзья в Академии. Может, недостаточно близкие, чтобы Гедеон приглашал Николаса на семейные мероприятия, но достаточно, чтобы брат не сбросил его руку, которую Николас приятельски положил на его плечо.