Сабик кивнул. Мальчишка поспел вовремя. По тем сведениям, которые они получали от беженцев — высылаемые вперед дозоры просто не возвращались, и теперь становилось понятно почему, — до Абраксаса оставалось не более одного дневного перехода. И опоздай он со своим сообщением, завтра же отряд Сабика постигла бы та же участь, что и солдат его отца. Не верить ему у князя оснований не было: то же самое с разной степенью достоверности говорили беженцы, в большинстве, однако, люди темные — но не могут же одинаково лгать все подряд?

Сабик уже сам мог убедиться, что Север Империи был охвачен непонятным и необъяснимым для обыкновенного человека явлением. И это был не просто очередной мятеж.

Города и замки сдавались неведомо откуда появившемуся мятежнику, некоему Ахеа Абраксасу, совершенно ничтожному мелкому помещику из никому неведомого местечка Лайды, объявившему себя колдуном и Великим государем, наследником Тевиров — рода, некогда правившего на Севере, до его присоединения к Империи; сдавались без боя, более того — приветствуя Абраксаса как своего освободителя и новоявленного государя; и это попахивало безумием. К его малочисленному поначалу войску примыкали все новые отряды и ополчения, зачастую состоящие из остатков тех, кто несколько часов назад готовился к битве с ним, и зачем Абраксасу нужно было это войско — тоже совершенно не понятно; ведь все и без того покорялись его чарам — это уже походило на настоящее колдовство. В захваченных городах Абраксас, однако, не задерживался, а, насладившись триумфом, развлекшись пирами и казнями и день-ява отдохнув, упорно продолжал двигаться все дальше и дальше на Юг, к какой-то, казалось, одному ему известной цели. И тогда в городах начинало твориться нечто ужасное, о чем говорить не хотел никто из переживших, — по городам и селениям прокатывались эпидемии самоубийств и междоусобиц, беженцы, вернувшиеся домой, заставали порой страшную картину разорения и упадка; появились целые шайки, следовавшие за войском колдуна и входящие в города и селения, едва только войско покидало их, чтобы разбойничать и мародерствовать…

Все это было так нелепо и бессмысленно, что когда эти слухи дошли до Столицы, сразу им, естественно, не поверили. Но когда начали приходить донесения наместников из срединных районов о хлынувшей с Севера волне беженцев, сведения о гибели гарнизонов и ополчений, когда в Столицу стали прибывать гонцы с нелепыми покаянными письмами от наместников покоренных Абраксасом городов и сообщения о их самоубийствах или бегствах за пределы Империи, когда, наконец, пропал без вести посланный на Север для разведки и расследования отряд егерей Королевской Охоты — полсотни отборнейших офицеров, имеющих огромный боевой и диверсионный опыт, — Император вынужден был принять меры и предложил возглавить карательную экспедицию князю Сабику.

Сабик счел это поручение за добрый знак и с гордостью и затаенной радостью принял командование карательным отрядом.

Однако чем дальше экспедиционный отряд князя шел на Север, тем больше Сабик сомневался, что сможет снискать в этом походе славы, лавров победителя и благосклонности Императора, которая могла оказаться так кстати накануне свадьбы. То, что из Столицы представлялось очередной прогулкой к очередной мятежной окраине Империи, когда при одном только виде Императорских войск смута сходит на нет, и остается только поставить гарнизоны, провести небольшое расследование и наказать виновников, чтобы вскоре с триумфом вернуться в Столицу и получить полагающиеся награды и почести, на деле грозило не лаврами, а опалой, потому что Сабик боялся, что Император ему просто не поверит, и даже более — сочтет трусом и предателем. Поэтому-то он и слал в Столицу лишь сухие рапорты, стараясь доводить сведения до Императора окольными путями, как это было с письмом сводной сестре…

Слова молодого Феретиа еще раз подтвердили самые худшие его опасения. Возможно, мальчик что-то и преувеличивает, и уж точно о чем-то умалчивает, но в главном он правдив. Этот мальчик был пока единственным свидетелем и непосредственным участником событий, достойным доверия Двора и Императора. Сабик решил, что непременно отправит его с депешей в Столицу. Только вот…

Князь обернулся к юному Феретиа.

— Этот человек, который спас вас… — произнес он. — Куда он девался?

— Не знаю, — ответил тот совсем уверенно.

Абант опять опустил глаза. Лгать князю ему не хотелось, но еще больше не хотелось вспоминать о том, как его бросил Пройт. Вынес из боя — да, довез до какого-то хутора — да. И денег хозяину дал — но только не для того, чтобы тот его выходил, а чтобы смог достойно похоронить. Пройт был уверен, что Абант не выживет; он так и сказал: «Ты все равно умрешь, а я лишь время буду терять, сидя тут…» Он действительно мог умереть, и умер бы наверняка, если бы однажды в доме крестьянина не появился какой-то странный старик в толстых очках, который осмотрел Абанта, о чем-то поговорил со стариками и, распив бутылку крепкой наливки, исчез и больше не появлялся. Зато Абанту вскоре стало гораздо лучше от странного чудодейственного лекарства, которое он оставил. Всего этого Абант, конечно, не знал, так как был тогда без памяти. Об этом ему рассказала добрая старуха и даже показала это самое лекарство — странные белые плоские пилюли горьковатого вкуса; она даже сказала, что его лекарем был чуть ли не сам мудрец и колдун Арканастр, но уж этому Абант просто не поверил…

Сабик посмотрел, как мальчик облизывает губы, и долил ему вина. Ладно, это, кажется, просто что-то личное, совсем свое…

Абант глянул на князя застенчиво, словно стесняясь своей жажды, потом маленькими глотками выпил четверть стакана.

— На что похожи эти чудовища? — спросил Сабик, опустив глаза.

Мальчик сначала безразлично пожал плечами и только потом спохватился:

— Какая разница?.. О, извините, ваше высочество… Я ведь сам чудовищ не видел. Да и не было ведь там никаких чудовиш, я уверен в этом. Это были чары. Похоже, просто на меня чары колдуна не подействовали. Или не успели…

Сабик кивнул. Мальчик был, конечно, прав: какая разница, как выглядят чудовища, которых не было? Сабик задал этот вопрос, просто чтобы потянуть время. Ведь это страшно трудно — принять на себя ответственность за такое решение. Это конец карьере при Дворе, конец благорасположению Императора и Императрицы, презрение друзей, ссылка куда-нибудь в дальний гарнизон…

Ведь придется отдавать приказ, по которому его отряду надлежит всячески трусливо бежать встречи с врагом, который беспрепятственно и нагло идет по твоей земле, оставляя за собой горе и разорение, — пусть даже .с врагом непонятным и непобедимым. А все говорило именно о полной непобедимости Абрак-саса, а следовательно, о бессмысленности схватки с ним. Тем более — схватки неподготовленной…

Значит, надо решаться. Хотя бы для того, чтобы сохранить отряд, который, возможно, пригодится позже…

Сабик поднял со стола серебряный колокольчик и позвонил. Вошел полковник Акубенс.

— Пожалуйста, полковник, распорядитесь. Мы снимаемся с этого места, — сказал Сабик резко. Он старался не смотреть в глаза Акубенсу. — Мы выступаем, — Сабик подошел к карте, — по дороге на восток. Как можно более поспешно… Мне неприятно вам это говорить, полковник, но от встреч с противником мы впредь будем уклоняться… И пожалуйста, позаботьтесь о господине Феретиа, мне кажется, ему необходим врач.