– Как поживаете, Раза-бхай? – Возле нашего столика появился официант, мальчик лет восьми в поношенной рубахе. Он принес два стакана воды и протер тряпкой столешницу. Я быстро смахнула слезы и попыталась улыбнуться.

Раза приобнял его за плечи.

– Тара, это Чотту. Чотту, а где та рубашка, которую я тебе недавно подарил?

– В новой рубашке я каждый день хожу в школу. Спасибо, Раза-бхай, что отправили меня туда! – Он расплылся в широкой улыбке.

– Тебе нравится ходить в школу? – спросила я Чотту.

– Да, мадам, очень. – Он горячо закивал. – Когда я вырасту, то хочу стать доктором – буду людям помогать, как Раза-бхай.

В его глазах я видела тот же пыл, то же рвение к учебе, которые когда-то замечала у Мукты, – ту же тень надежды на выживание. Сидя под звездами и дожидаясь, когда восьмилетний официант принесет мне еду, я сказала Разе:

– Я не отступлюсь. Даже и не думай. Да, дело безнадежное, но я не отступлюсь! – Вдали застрекотали сверчки, словно соглашаясь с моими словами.

– Я знаю, что не отступишься. Да и не надо. – Улыбнувшись, Раза протянул мне блюдо с нааном[65]. – Знаешь, когда я вижу на улице этих громил – тех, что нападают на людей, – то прихожу домой и благодарю Аллаха за то, что тот послал мне Дев-сагиба. Иначе я, вероятнее всего, стал бы одним из них.

– Дев-сагиба?

– Да, Дев-сагиба. Знаешь, я же из очень бедной семьи. И мы с Салимом не видели другой жизни. Единственной надеждой – или даже шансом – на лучшую жизнь было разбогатеть, продавая наркоту или занимаясь грабежом. В те времена такой план казался нам просто гениальным. Мы не понимали, что причиняем людям боль, а может, нам было плевать.

Он словно смотрел в далекое прошлое.

– Мне нравилось дружить с такими, как Салим, так у меня появлялось ощущение, будто я – член команды. С ними моя внутренняя растерянность исчезала. Мы подружились, когда мне было восемь лет. Я старался усвоить законы улицы и подстроить под них свою жизнь. Знаешь, я ведь отлично обчищал карманы, – детские воспоминания вызвали у него улыбку, – я продавал наркоту, и пару раз меня даже забирали в полицию. Помню, однажды нас заставили раздеться, связали и выпороли прутьями. У меня до сих пор на спине остались шрамы. Это должно было образумить меня и отвадить от той шайки, но я, напротив, уперся и решил держаться своих. Когда Салим поймал тебя на улице, мне было четырнадцать. Я уже извинялся, знаю, но каждый раз, когда я смотрю на тебя, я чувствую вину за случившееся. Мне действительно очень жаль, правда. Но тогда я не соображал, что делаю. – Глаза его смотрели с раскаянием.

– Ты и так достаточно просил прощения, – сказала я, – перестань извиняться.

– Мебербаан[66] Аллах послал мне Дев-сагиба. Однажды во время полицейской облавы меня сильно избили, а Дев-сагиб с женой выходили меня. Прежде у меня никогда не было настоящей семьи. Моя мать была алкоголичкой, она валялась пьяная на улице и попрошайничала, а отца своего я не знал. Моим домом был брезентовый навес, который мать поставила на углу. После ливня, сильного ветра или – что намного хуже – когда городские власти приказывали снести все незаконно поставленные лачуги, навес приходилось возводить заново. Когда мне было семь или восемь, я сбежал от матери, а о судьбе моих братьев и сестер мне ничего не известно. Я немного подрабатывал – официантом в забегаловках, носильщиком в магазинах, выносил мусор. Ночевал я на скамейке в парке, а когда шел дождь, то спал во дворах магазинчиков, под крышей. Это были хорошие времена – голова у меня болела лишь о том, где достать еду, а ел я раз в день.

Раза умолк и вздохнул. На смену вечеру пришла ночь. Чотту забрал тарелки и протер наш столик. Толпа вокруг поредела, огни над стойкой погасли.

– А потом ты примкнул к Салиму и его шайке? – спросила я.

– Да. Чаще всего занимался кражами, лазил по карманам, мог что-нибудь стянуть по мелочи. И продавал наркотики. Дети – отличные пушеры. Их никто не подозревает, полицейские не обыскивают толком, они прячут наркоту в нижнем белье. И привыкаешь к этому быстро. Но, встретив Дев-сагиба, я отказался от такой жизни. «Если будешь на меня работать, то я положу тебе хорошую зарплату», – предложил он. Мне было пятнадцать лет, и, несмотря на мою благодарность за то, что Дев-сагиб буквально излечил меня, порвать с прежней жизнью оказалось непросто. Дев-сагиб дважды ловил меня с наркотой, но он оказался терпеливым, знал, что за одну ночь люди не меняются. Я работал – разносил по офисам бумагу и прочую канцелярию из магазинов, относил бездомным еду, которую готовила жена Дев-сагиба, – но эти занятия казались мне неинтересными и унылыми, и я скучал по адреналину, к которому привык за то время, когда был в шайке. Однако Дев-сагиб поддерживал меня, и я не сдавался.

– А прежние приятели? Они не тянули тебя назад? Я слышала, что уйти из шайки бывает непросто.

– Это верно. Но в шайке я достичь ничего не успел, и никакого особого статуса у меня не было. Когда Дев-сагиб нашел меня, я был шестеркой, стоял на низшей ступеньке преступной лестницы, а на такую мелкую рыбешку моим подельникам было плевать. Я долго работал с Дев-сагибом. Сперва выполнял по его просьбе всякие мелкие поручения, а жил с ним и его женой, и относились они ко мне, как к сыну. Я и правда стал членом их семьи. У Дев-сагиба было двое сыновей и дочка. До знакомства с ним я и не знал, каково это – сидеть за одним столом с близкими, смеяться и рассказывать друг другу о том, как прошел день. У меня будто настоящая семья появилась. Дев-сагиб сказал, что мне надо пойти в вечернюю школу и получить образование. Прежде я никогда нигде не учился, и он занимался со мной, так что потом я сдал экзамены и поступил в третий класс вечерней школы, куда меня записал Дев-сагиб. Учиться мне пришлось вместе с теми, кто был младше меня, и сперва это меня удручало. Но я быстро схватывал и вскоре перевелся в следующий класс и окончил школу в двадцать четыре года. Тогда я решил, что стану социальным работником, как Дев-сагиб. И я начал помогать ему и его жене – они спасали мальчиков, которых продавали главарям банд, чтобы сделать из них профессиональных попрошаек, и вызволяли из борделей девушек. Понаблюдав за их работой, я вдруг понял, что в мире существуют вещи поважнее меня самого и что заботиться можно не только о себе.

– И твоя жена помогала тебе.

– Да, Наима тоже занималась благотворительностью. Ее, как и меня, спасли работники соцслужбы. Она работала в школе, преподавала детям естествознание и историю. Там мы и познакомились. Наима помогала нуждающимся с такой страстью, какой я больше ни у кого не видел. Особенно заботилась она о девушках, вызволенных из борделей, и сотрудничала с несколькими общественными организациями.

– А где сейчас Дев-сагиб с женой?

– Во время взрывов они были вместе с Наимой.