—Уилл. Мой друг, — сказала она. — Он тот, кто… я хочу сказать, что следовало бы его дождаться…

Да, — сказала Гэйнор. — Да… Это было в одном из манускриптов музея.

Это я одолжил им тот манускрипт. С молодых лет я хотел выяснить правду, узнать истинную причину пигментации моей кожи, которую не мог объяснить ни один врач, специализирующийся на кожных болезнях. Что это — шутки генетики, редкое заболевание, знак Каина — или героя? Вы, уверен, должны понять мою одержимость.

Гэйнор кивнула. Несмотря на свое отвращение, она почувствовала некоторую симпатию к этому человеку, так обезображенному от рождения, помеченному чем–то непонятным. Он прорвал ее оборону, возбудив в ней и сострадание, и любопытство. Она поняла, что ей хочется поторопить его с дальнейшим рассказом.

—Я провел свою жизнь в исследованиях. Нигде, ни в земле, ни во льду, ни в болотах, не осталось их костей. Только письменные свидетельства, да и то не из первых рук. Я стал коллекционером, ученым с установившейся репутацией. Однако чем больше я изучал, тем меньше я знал. Мои сны говорили мне больше, чем какие бы то ни было документы, — сны об огне и битвах. Я был драконом, рассекающим небо в полете. Я управлял его мыслями, обладал его силой. Поскольку манускрипт, который вы читали, рассказал мне — ушло тридцать лет, прежде чем я достал его, — что мои предки были не убийцами драконов, а их Укротителями, Заклинателями драконов, чей наследуемый талант возвышал их над лордами и королями, связывая с бессмертными. Цвет моей кожи, так часто вызывающий отвращение, — это не недостаток, а Дар. — При этих словах глаза Гэйнор расширились. — Однако похоже, что драконов нет и мне некого укро щать. Мои поиски обречены на то, чтобы так и остаться незавершенными.

Он остановился, будто ждал комментариев или сочувствия, но минутная симпатия Гэйнор уже улетучилась. За высокопарными фразами она ощутила эгоизм и страсть к обретению могущества. Стараясь выглядеть максимально прагматичной, она сказала:

Если когда–нибудь и были какие–то драконы, то теперь их точно нет.

Вот так же думаю и я. — Он облизал губы. — Боюсь, что так. Однако мне часто снятся сны, в которых я вижу дракона, вылупившегося из яйца в каком–то удаленном месте, среди людей слишком простых и глупых, способных лишь восхищаться им, но руки у этих людей — черные. Я знаю, что все это происходило очень давно, однако мое сердце наполняется надеждой. В снах я видел, как дракон растет в потаенной долине, вдалеке от цивилизации. Я видел, как он танцует в воздухе над зеленым и алым озерами. Мне снилось, что он одинок, этот последний дракон. И он жив до тех пор, пока я живу, но он недостижим для меня… И я просыпаюсь. И вот передо мной мое пустое существование. Иллюзии рассеиваются. — Он снова остановился, но в этот раз Гэйнор ничего не сказала. — И однажды в моем доме появился гость. Он пришел ночью, около года назад. Он сказал, что я звал его. Он был… не такой, как мы. — Неожиданно Лэй высунул язык и облизал им серые губы. — Не хотелось бы вам увидеться с ним?..

Нет! — Тут она увидела, что за окнами совсем темно. Вздрогнув от внезапного ужаса, она закричала: — Уилл! Где Уилл? Что вы с ним сделали?

Лицо доктора Лэя изменилось, глаза засверкали фосфоресцирующим блеском, голос стал глубже, холоднее и более знакомым.

Мы снова встретились, Гэйнор Мобберли.

Нет… нет… нет… — несколько раз повторила она, но голос ее понизился до шепота. Она попыталась встать, но ее удержала трясина диванных подушек.

Ты не похожа на свою подругу, — продолжал голос. — Фернанда наделена Даром, она сильная, а ты беспомощная, слабая и трусливая. Однако ты пришла ко мне. Я позвал, и ты пришла. — «Это я сама решила прийти», — подумала Гэйнор, но у нее не было в этом уверенности. — И Фернанда придет за тобой. За тобой и своим братом. Она наконец–то придет ко мне.

Она не с–с–может, — пыталась выговорить Гэйнор трясущимися губами. — Она в коме, в клинике. Ее душа потерялась…

Глупости! Неужели я не знаю ее? Я ее знаю лучше, чем ты, чем этот бродяга, который потерял и свой Дар, и разум. Она — сильная. Сильная и ловкая. Она найдет дорогу назад, каким бы опасным и далеким ни было это путешествие. Опасность лишь подстегнет ее. Сила — выведет ее. Она не нуждается в вашей жалкой помощи, и помощь бродяги, который хотел быть ее учителем, тоже ей не нужна. Я, как никто, понимаю ее мысли — ее душу. Я бросил гадальные кости — и увидел ее. Она придет и покорится мне. Или умрет, зная, что вы оба погибнете вместе с ней. Потерять все или все выиграть, другого выбора нет. Любовь предаст ее, но с моей помощью она никогда уже не будет любить.

Гэйнор хотела издать крик неповиновения — крикнуть: «Она будет сражаться с тобой!» — но связки не слушались ее. К ней протянулась серая рука, она выросла до неимоверной длины, пальцы, серые как пыль, сжали ее горло. Ужас наполнил ее, парализовал страхом. В руке этой была неестественная сила, и в одну секунду комната потемнела и исчезла.

Харбик! — Голос вернулся к своему обычному тембру, но лицо доктора Лэя было искажено, будто бы только что ему было очень больно, и дыхание его было прерывистым и частым. Вошел слуга, увидел скрючившуюся на диване девушку.

Что ты сделал с тем, другим?

Он в подвале, хозяин.

Разумно ли это? Он может оказаться слишком любопытным.

Тогда ему не повезет. — Лицо гнома непроизвольно дернулось. — Как бы то ни было, но подвал — место надежное. Вы хотели уложить девушку в особой комнате. Можно поместить их вместе…

Врозь. Если они будут вместе, то поддержат друг друга. Если же они будут врозь, им ничего не останется — только бояться. К тому времени, когда прибудет ведьма, он захочет — я захочу, — чтобы они были очень испуганы. Я хочу, чтобы они умоляли ее о милости. Она не сможет им отказать. Рискнем с подвалом. Я думал, что эта приедет одна. Парня никто не звал.

Я мог бы дать ему еще одну дозу снотворного. Чем дольше он будет спать, тем меньше неприятностей доставит нам.

Хорошо бы… И девушке дай тоже.

Нужно покормить вашего маленького зверька?

—Сегодня вечером не нужно. Завтра можешь поохотиться, может понадобиться свежее мясо. Ведьма появится после полуночи. Он видел ее. Если она покорится, он будет голоден. Если нет…

Дворецкий улыбнулся зловещей улыбкой.

Джерролд Лэй показал на фигуру, лежащую без сознания:

—Убери ее отсюда. Ты знаешь, что с ней делать. За ней надо следить.

Харбик без всяких усилий поднял Гэйнор и понес ее из комнаты. В глазах доктора Лэя мелькнул злобный огонек, чужой голос прозвучал сквозь сжатые губы:

—Теперь ты моя, Фернанда. Можешь выбирать — медленные муки постепенного порабощения или быстрая жестокая боль смерти. Так или иначе, но ты не можешь вырваться от меня. Ты будешь мне принадлежать, или я тебя уничтожу. Я — мститель, и кому, кроме меня, могут поклоняться люди?..

— Для смертных эта дорога лежит во тьме, — говорил Кэл. — Она темна и смертельно опасна. Ты уверена, что готова рисковать?