– Восемьсот восемьдесят первый от основания Города! – отчеканил вояка лязгающим голосом, затем вытащил меч и небрежно коснулся плеча Сухова:

– Меня зовут Юний Авл, я гастат-кентурион III Августова легиона. Отныне вы, все четверо, служите под моим началом! Недобор у нас… Вопросы есть?

– Вопросов нет! – отчеканил Олег.

– Тогда в строй! – Юний Авл указал место «попаданцам» в арьергарде.

Сухов с друзьями послушно зашагали в ногу как будто так и надо.

– В легионеры – это обязательно? – пробурчал Пончик, давний нелюбитель армейщины.

– Это – статус, – веско и кратко ответил Олег.

– Слу-ушайте… – проговорил Быков. – Ёш-моё! А мы ведь чуть не лоханулись… – Ты о чем?

– А звать-то нас как? Сухов крякнул.

М-да. Вопросец…

– Ладно. Я как был, так и остаюсь Олегарием. Скажу, что отец мой, Роман, назвал меня в честь германца, спасшего ему жизнь.

– Близко к истине, – кивнул Ярослав.

– Тебе можно зваться Сальвием. Чем-то похоже на Ярослава.

– Сальвий? – повторил Быков, словно пробуя слово на вкус. – А почему бы и нет? О! Сальвий Тавр! Как вам?

– «Тавр» – это «бык», конечно же?

– Ну!

– Шикарно. Тогда я – Виктор?

– Именно, – кивнул Сухов. – Только давай немного… мм… расширим твое «ФИО». Будешь ты у нас провинциал… из Херсонеса. Годится? В пору императора Траяна батя твой получил гражданство, и стал ты…

– Марк Ульпий Виктор! – выпалил Быков. – Я читал!

– Чтец нашелся! – фыркнул Пончик. – Я тогда греком буду. Хоть имя оставлю…

– Марк Ульпий Александр!

– Ульпий Сальвий Тавр! Угу…

– Шикарно… – неуверенно сказал Акимов. – Это что же, мы все будем провинциалами? Этими… Марками Ульпиями?

– Да это формальность только! – отмахнулся Ярослав. – Приставки к имени. Римляне их сами отбрасывают и в речи, и на письме. Вон Октавиан Август должен был Гаем Октавием зваться, а не стал.

– Сальвий знает, о чем говорит, – серьезно сказал Шурик. – Он читал. Угу…

Покосившись на него, Быков добавил с деланой веселостью:

– Так что не парься, Витёк.

– Не буду, конечно же. А что? Марк Ульпий Виктор.

Звучит!

– Марк Ульпий Олегарий, – усмехнулся Сухов. – Давай лучше «Ульпий Олегарий Северус»! Угу… – Ну давай… – согласился Олег.

У маленького храма, посвященного Фонсу, богу родников, кентурион дозволил чуть-чуть отдохнуть – попить ключевой водицы, что брызгала из щели между скал.

Вода была чистой и холодной, нахлебались вволю.

Утерев губы, кентурион снисходительно наблюдал за тиронами, галдевшими в очереди на «водопой».

Олег небрежно раздвинул новобранцев, на правах «деда», и, набирая воду в горсти, напился.

Ух, хорошо!

– Чего это он довольный такой? – пробурчал Пончик, взглядывая на кентуриона, пошлепывавшего себя по ляжке витисом – стеком из виноградной лозы.

– Лично у меня две версии, – отозвался Быков. – Либо наш Юний болеет за империю, живота своего не жалея, либо за новых рекрутов ему кое-что причитается.

– Второй вариант куда жизненней. Угу…

Оглядев «Ульпиев», кентурион указал витисом на Олега:

– Эй, ты! Это у тебя меч или вертел?

– Не «эй, ты», – спокойно поправил его Сухов, – а Ульпий Олегарий Северус.

Юний Авл упер руки в боки и с интересом посмотрел на «призывника».

– Олегарий, значит… – протянул он. – Ну-ну. Сейчас мы поглядим, какой ты «северус»! Эй, Тит! Брось-ка свой гладий. Да не мне – ему!

Здоровенный тирон с сожалением вынул из ножен короткий острый меч, вздохнул – и швырнул.

Почти не двигаясь с места, Олег ловко поймал клинок, ухватив за рукоять. Свой палаш, обозванный «вертелом», он передал Акимову.

– Альбус! – гаркнул кентурион. – Гай! Квинт! По одному.

Трое новобранцев вразвалочку приблизились к Сухову, и первым его «протестировал» Альбус, носатый и смуглый парень, заросший черным курчавым волосом.

Истинный сириец.

Олег стоял, опустив меч, и дожидался противника, насмешливо щуря глаза.

Альбус набычился и пошел на Сухова, маша мечом, словно мачете.

Олег сделал молниеносный выпад, клинки скрестились с лязгом – и гладиус сирийца улетел в песок.

– Убит, – холодно сказал «Северус». – Следующий.

Следующим был Гай Публий Донат. Родился он в Африке, но происхождения был италийского – шустрый, юркий, мелкий, загорелый, Гай напоминал Сухову «лицо кавказской национальности».

Донат не пер вперед, он избрал иную тактику – нападал и тут же отпрыгивал.

Чисто собачья хватка: куснуть и – шасть! – в сторону.

Отбив вторую атаку Доната, Олег не стал терпеть, а напал сам.

Гай, правда, не понял, что к чему, не разглядел, какие смертельные раны наметил ему Сухов, и продолжил бой.

– Стоп! – вмешался один из «дедов». – Остынь, Донат, тебя убили трижды.

– Чего?!

– Того! Пробили печенку, распороли брюхо и подрубили шею. Ты мертв! Уносите.

Тироны захохотали и поволокли прочь вяло брыкавшегося Доната.

Квинт, спокойный, меланхоличный даже парень лет двадцати пяти, покачал головой и сказал:

– Я не буду с ним биться, кентурион. Не выдюжу.

Юний Авл лишь кивнул и посмотрел на «дедов».

– Рискнете?

Те переглянулись, и немолодой уже воин с давней мозолью на подбородке, натертой ремешком шлема, погладил блестящую плешь, будто вспоминая о былой шевелюре.

– Попробую, – скромно заявил он.

– Действуй, Кальвус!

Тот неспешно потащил меч и вдруг стал двигаться очень быстро и точно, а гладий будто продолжал его руку, сверкая то оттуда, то отсюда, угрожая ногам Олеговым, а в следующее мгновение возносясь на уровень головы.

Олегу даже приятно стало – в кои веки достойный противник!

Кальвус улыбнулся, обнажая большие белые зубы, – их дуэль даже звучала иначе.

Частый лязг и перезвон стали, шипение и скрежет сопрягались в суровую музыку боя, взводившую нервы и возбуждавшую болельщиков.

– Бей, бей, Кальвус!

– Да ты не руби! Коли!

– Держись!

– Справа, справа! Да куда ж ты…

Плешивый отпрянул первым и отвел меч, словно показывая – я пас.