Дуновение ветра — и его не будет.

Алиса почувствовала легкое покалывание в пальцах. Что-то грядет…

— Не знаю, сколько осталось — день или месяц, — но я хочу умереть один, — жестко сказал он, глядя ей глаза. — Уходи, Алиса.

Она оставалась стоять, словно ноги отнялись.

— Ты же помнишь, где дверь? Все, проваливай, — прошипел в бессилии он.

— Как скажешь.

С этими словами она действительно ушла. За спиной слышался его захлебывающийся кашель.

***

Люк присел на пол, закурил, а затем вдавил смолящую сигарету в половицу. Слышалось тиканье часов на стене.

Тик-так, тик-так, тик-так…

Он зарылся пальцами в спутанные грязные волосы. Веки опустились.

«Может, уже сейчас?»

— Нет, Люк.

Чей-то голос, такой знакомый…

Он поднял голову и уставился на того, кто стоял перед ним. Откуда взялся этот высокий статный мужчина с седыми волосами и разноцветными глазами? У него галлюцинации…

Ему видится Дэвид Боуи. Вот это да!

— Люк, слушай меня очень внимательно.

Лицо Дэвида вдруг приблизилось пугающе быстро, и он даже не понял, когда тот успел склониться над ним. Такой внимательный, пронизывающий взгляд, внутри которого горит напряженная светлая точка, как далекая звезда…

— Ты не умрешь. Есть один способ.

Сухие ладони Дэвида коснулись его вялых рук.

— Просто не заканчивай свой альбом. Никогда.

— Что?

Этого не могло быть на самом деле.

— Я дал тебе время и силы, чтобы ты смог сочинять музыку. Почему, как думаешь, ты еще жив? Почему, несмотря на симптомы умирания, еще на ногах? Это музыка. В ней — сила. В ней была и моя сила. Мы договорились со смертью, что я позволю тебе закончить твое лучшее творение. Но в этом и трюк.

Что? Договорились с… кем?

Дэвид фактически врос в него, и на миг Люку показалось, что они — один человек.

— Если не завершишь его, то будешь жить… вечно. Музыка ведь не должна заканчиваться.

И ему подмигнули темным глазом. Люк растерянно смотрел на свою самую удивительную галлюцинацию.

— Я говорил с тобой через Алису. Той ночью в ней был я. Она — особенная девушка. У нее хорошие отношения с мертвыми. Я пытался использовать ее как рупор, но не очень удачно. — Дэвид усмехнулся с искрой извинения. — Только напугал тебя. Сейчас ты очень близок к концу, поэтому мы можем видеть друг друга. Сделай, как я говорю. Обмани смерть. Его еще никто не проводил. Мы будем первыми.

Люку казалось, что они уже сидят друг против друга целую вечность. Чувство реальности растворилось. Остался только Боуи, умерший, бессмертный и почему-то ему помогающий.

— Если я тебя послушаюсь…

— То украдешь у смерти.

— А если нет…

— То все его вернется к нему.

Тик-так, тик-так, тик-так…

— Мне осталось закончить последнюю песню, — сипло выдавил Люк. — Вокал уже записан, но концовка плохая. Я хотел сделать это сегодня. И остался заключительный мастеринг…

— Это уже не музыка, — нетерпеливо отмахнулся Дэвид. — Это сделают после твоей смерти. В последней песне — остаток твоей жизни. Не правь ни-че-го. Ты слышишь меня?

— Прекрасно, — кивнул он, и в голове вдруг прояснилось. — Но я не люблю незаконченные вещи. Этот альбом должен быть дописан. В этом его смысл.

Глаза Дэвида наполнились разочарованием, и одновременно пониманием.

— Но с ним закончится и все остальное. Люк… Я так в вас обоих верил. Я так хотел вам помочь.

Рука музыканта стала невесомой. Люк уже не чувствовал его прикосновения, и было немного жаль.

— Спасибо, Дэвид. Знаешь… ты был для меня примером. Через тебя говорила музыка будущего.

— Будущим будешь ты.

Дэвид сочувствующе улыбнулся ему уголками губ и пропал. А Люк понял, что сидит на полу в одиночестве и смотрит осоловелым взглядом на тикающие часы.

Это не галлюцинации. Это прозрение.

Он поднялся и вернулся к застывшей в углу гитаре. Солнце уже почти село, и он включил свет. Все его действия были простыми и будничными. Он быстро прослушал демоверсию песни и вернулся к записанным финальным аккордам, которые ему не нравились.

Пальцы перебирали струны, и сыграли что-то снова и снова.

Неожиданно для себя он подобрал верную концовку, и это походило на каплю, упавшую в почти полную чашу.

Готово. Десять минут экспериментов, в которых была его жизнь.

Люк записал новые аккорды в файл и отослал новый вариант на почту студии со своими комментариями. Затем прислушался к миру вокруг.

Музыка закончилась. Пора услышать тишину.

Но тут зазвонил телефон, и номер не определился. Палец привычно скользнул по кнопке «ответить».

— Слушаю.

— Ах, Люк, вы — просто королева драмы!

Чертов Сен-Симон!

— А вы все шпионите, — не преминул съехидничать он. — Неужели по телевизору перестали крутить сериалы?

— Вы мой любимый сериал, — в тон ему ответил Танатос. — Ну, мои поздравления.

Люк вздохнул, внезапно осознав, что больше не видит в Сен-Симоне врага. Его голос в трубке ощущался уже как нечто неотделимое от него самого.

— Спасибо. И привет Дэвиду.

— Непременно. Он тут, неподалеку, сетует на вас. Но с Алисой вышло, конечно, скверно. Галантности вам вообще не занимать.

— Не хочу, чтобы она видела, как я умираю, — пробормотал он, машинально поглаживая теплую крышку закрытого лэптопа.

— Это в вас говорит уязвленное эго. Не хотите быть слабым в ее глазах.

— Зачем вы звоните? — не выдержал он.

— Предупредить. Вы понимаете, о чем? Чтобы потом не было упреков, что я явился без уведомления. Со мной обычно встречаются только раз, но вам удалось это уже трижды. Первый раз — после смерти Сабрины, когда вы написали свои песни-заклинания, смешав музыку с текущей по пальцам кровью… Я стоял за вашей спиной, пока вы превращали свою боль в искусство. Второй раз — когда вы приехали ко мне домой вести глупый торг. Третий… третий раз настанет сегодня.

Люк вдруг почувствовал себя отвратительно, то ли по причине ссоры с Алисой, то ли из-за вездесущего Сен-Симона. Конечно, он просто ждет не дождется, караулит его, как змея под камнем…

Палец нажал «отбой». Бессмысленный разговор.

Смерть и человек с фрески в церкви Тебю — они не играли друг с другом. Смерть играла против того, кто на нее смотрит, а Дэвид отговаривал ее через плечо, просил пощадить. Дэвид, Дэвид, чем же ты помог? Только запутал все еще сильнее.