Внезапно на него словно что-то навалилось. Громко кашляя и сгибаясь от боли в груди, Люк побрел прочь из кабинета. Рот опять наполнился металлическим привкусом, вытекло немного крови. Дышать стало тяжело, в глазах темнело.

Ему стало невероятно страшно от того, что будет.

Как там в песне поется?

Don’t fear the reaper! Baby take my hand!

Не бойся Жнеца, не бойся Жнеца, не бойся Жнеца.

Люк панически шарил глазами по стенам. Что будет после смерти? Он же ничего о ней не знает. Да и никто не знает.

«Алиса права. Господи, как же мне страшно. Я хочу плакать как ребенок, но слез нет. Я хочу снова увидеть ее и все остальное. Алиса, да где же ты?.. Алиса, забери у меня эту смерть…»

Пальцы снова ухватились за телефон.

Но у него не было ее номера.

Как же хочется с кем-то поговорить… Пусть кто-то слушает его, пока он умирает.

Кого набрать?

Анри. Ив. Ингрид. Ингрид!

— Да, Люк! Алло! Алло!

Не было даже одного гудка. Он рассмеялся. До чего радостно ее слышать…

— Ингрид, я еще жив!

— Я поняла.

— Отлично, мне нужен рецепт. Вышли скан-копию моему аптекарю.

— Я лучше позвоню коллеге в Берлине, и он привезет тебе обезболивающие прямо сейчас.

— Да не на обезболивающие.

Повисла напряженная пауза.

— А на что тогда?

— На кетамин[25]. Ты же можешь.

— Я не буду этого делать, — отрезала она.

— Слушай, я сдохну на днях. Пожалуйста, буду делать все что хочу. Надо закинуться в последний разок.

— Ты завязал! — прогремела она.

— Да какая уже разница?! — зачастил Люк, водя вокруг обезумевшими глазами. — Никакой другой врач мне его не выпишет… И времени мало. Привези кетамин. Вы же выписываете больным на последней стадии морфин или оксикодон. Окажи и мне… любезность.

— Я найду врача, который сейчас же к тебе приедет! А с кетамином иди сразу на…

— Да я уже почти там, — отозвался Люк и отключился.

Звонки, звонки… Люди живут в своих телефонных трубках, а рядом никого нет. Сколько раз за сегодня надрывался этот чертов смартфон.

«Да, умник, ты всех повыгонял, и еще чувствуешь себя жертвой!»

— Заткнись, — сказал он кому-то.

Себе? Больше никого тут не было.

Руки дрожали, в глазах плясали пятна света. От боли он перестал различать хоть что-то. Изо рта вытекло что-то желто-красное.

Все походило на какую-то идиотскую трагикомедию. Его скверные шуточки. Бог смерти, звонящий ему просто так… Или он, в панике ищущий наркоту, чтобы только не ощущать приближения чего-то.

Ах да, он же в подсобке был, пока Алиса не пришла.

Люк медленно вернулся туда и достал здоровую бейсбольную биту. Она была вся в пыли. Трофей Анри из Штатов.

Шатаясь, Люк поднялся по лестнице и оказался в мансарде. Разбитое зеркало было по-прежнему тут, и россыпь осколков ловила тусклый свет уходящего солнца.

— Свет мой, зеркальце, скажи… — пробормотал он, ступая по стеклу голыми ступнями.

Больно не было.

Размахнувшись как следует, Люк стал наносить тяжелые удары по оставшимся зеркалам, еще раз и еще. Да, вот так!

Он колотил с ожесточением и яростью.

Осколки сыпались по его кровоточащим ногам. И с каждым новым ударом кто-то как будто вздыхал. Люк бил до тех пор, пока от зеркал не остались лишь пустые рамы.

Стало ясно, что лето пройдет под дождливыми тучами. Плаксивая погода была неизменна. Утро разливалось среди особняков легким туманом, обещая очередной день, полный серого света и непросыхающих луж. Машина Анри влажно скользила к особняку Люка Янсена, и великий продюсер вез к нему корреспондента известного развлекательного журнала, которому он уже час старательно полоскал мозги разговорами о своем лучшем друге.

Правда, этот друг вчера выкинул его вместе с женой и детьми то ли из-за куска старинного стекла, то ли из-за незнакомой патлатой девки… Но дела должны делаться даже вопреки личным стычкам. Интервью было запланировано еще неделю назад. И через пару часов после их размолвки Люк ответил на его сообщение и сказал, чтобы он приезжал наутро с журналистом, как и договаривались. Анри решил, что тот остыл, и сам слегка расслабился.

Они с журналистом вышли из машины и двинулись по дорожке, вымощенной аккуратной круглой плиткой.

— …такие вот дела, — завершил очередную тираду Анри и наконец-то повернулся к двери.

Та была открыта.

— О, Люк бывает растяпой, — протянул он, пропуская вперед журналиста.

Они живо поднялись наверх. Анри уверенно шел впереди, но это была напускная уверенность.

«Лишь бы этот засранец сейчас не был бухим…»

— Люк! Ты помнишь, что у тебя интервью сегодня? — прокричал менеджер, стремительно несясь к его спальне.

Дом молчал. Корреспондент вопросительно взглянул на Анри.

— Наверняка еще дрыхнет, — хмыкнул продюсер, широким жестом распахивая дверные створки. — Подождите в коридоре…

«Я же его предупреждал, — вертелось в голове у Анри. — Он должен быть готов. Что за безалаберность!».

Журналист, несмотря на просьбу не входить, появился на пороге, с интересом оглядел угольные стены и мрачную обстановку покоев Люка, а затем присвистнул.

— Он действительно предпочитает жить в такой абсолютной черноте?

— Я же попросил вас подождать пару минут в коридоре. Спасибо.

Люк лежал на кровати одетый и, казалось, спал. Его голова покоилась на подушке, а веки были наполовину прикрыты. Ну точно, надрался.

Иногда Анри думал, что ведет себя как хорошая мать, каковой его настоящая мать никогда не была.