По лицам всех четверых Генри видел: они думают, что Освальд сейчас убьет их, но Генри знал, что этого не будет.

– Ну, удачного вам похода, – подтверждая его догадки, сказал Освальд. – Не буду мешать. Думаю, мои люди уже закончили собирать пепел, так что мне пора. И Генри… – Освальд подошел к нему, и голос его стал почти ласковым: – Это не наказание, это подарок. Ты ведь хотел вернуть Сердце, чтобы у каждого был дар, верно? Так прими свой. И знай: другие отвернутся от тебя, но я всегда тебе рад. А теперь – все за мной! И заберите этих пятерых.

Он неспешно пошел к двери, ведущей из сада в лес. Люди в черных доспехах потянулись за ним, тех, кто лежал на земле, подняли и унесли. Огненные твари шли следом. Там, где они проходили, на земле оставался широкий пепельный след.

Первым поднялся Джетт. Он шатнулся, но устоял на ногах, хотя ноги эти – и больная, и здоровая, – заметно дрожали. Вслед за ним начали вставать остальные. Генри все ждал, что предатель выдаст себя хоть движением, но все выглядели одинаково испуганными и бледными, бродили по поляне, сами, кажется, не понимая зачем. Сван держался рядом с Хью, едва не путаясь у него под ногами, Хью еле слышно огрызался, Агата бесконечно терла ладони друг о друга, будто замерзла, Джетт пинал носком сапога осколки посуды с таким видом, словно это невероятно важное занятие.

Генри, двигаясь медленно, будто под водой, отыскал свои перчатки и долго смотрел на них, так долго, что не заметил, когда перчатки упали обратно на землю. Он стоял, уставившись на собственные руки, – на вид такие же, как обычно, только под кожей теперь горел оглушительный, искрящийся, до дрожи приятный жар.

Тут перчатки снова оказались перед ним, и Генри увидел, что Агата стоит, сжимая их в руке. Он взял их, Агата тут же отошла, но в ту секунду, пока она стояла рядом, Генри с трудом подавил желание схватить ее за голое запястье и сжать. Вместо этого он, глядя прямо перед собой и пытаясь не думать про невыносимый зуд в руках, натянул перчатки. Краски вокруг казались какими-то размазанными, нечеткими, будто оплывали.

Он дышал глубоко и медленно и все ждал, когда придет спокойствие, но вместо него пришла удушающая ярость, она нахлынула из ниоткуда, окатила его и исчезла, а очнувшись, он понял, что стоит посреди усыпанной осколками поляны один. Догадаться, где остальные, было нетрудно, и он отправился за ними. Ноги мягко вдавливались во что-то воздушно-розовое, и, присмотревшись, Генри понял, что это лепестки. Все цветы с деревьев опали – теперь небо подпирали безжизненные, черные ветки.

Потом он наступил на что-то твердое. Под лепестками он не сразу разглядел: фигурка ферзя, слепленная из двух половинок, вдавилась в землю черной стороной вверх.

Генри хотел оставить ее там, где лежала, но почему-то не смог и спрятал в карман.

Там, где раньше стоял дом, теперь был только обгорелый пол из сплетенных ветвей, серый от остатков аккуратно собранного пепла. Скриплеры сидели вокруг так неподвижно, что если б Генри не знал, что они живые, принял бы их за пни. Они будто не замечали людей, стоящих рядом. Листья на головах пожухли, ветки обвисли.

– Кто это сделал? – негромко спросил Генри.

Воздух здесь был таким раскаленным, что он едва мог дышать. Все вздрогнули, будто не ждали, что он еще способен говорить. Когда Агата начала писать на табличке, Генри уже решил, что это признание. Но вот она подняла табличку, и он разочарованно прочел: «Надо идти дальше».

– Тебя не спросили, замарашка! – взъярился Хью. – Это же ты Освальду дверь открыла?

Агата качнула головой и ткнула в сторону Хью.

– Я? – взвился тот. – Да ты не в себе! Зачем мне это надо?

«Ты завидовал ему», – кивнув на Генри, написала Агата.

– Чудищу? – Хью дробно, неуверенно рассмеялся. – Да ты хоть знаешь, кто я такой? Я сын старейшины Хейверхилла, с чего мне ему завидовать?

Агата не отводила от Хью тяжелого взгляда, но тот сдаваться не собирался:

– Тогда это ты, жулик. Чего еще от тебя ждать?

Джетт равнодушно пожал плечами:

– У меня в жизни не было лучшей недели. Думаешь, я бы стал после этого прислуживать железному уроду?

– Сван? – подозрительно спросил Хью.

Тот мелко замотал головой.

– Не хочется этого говорить, но я согласен с Хью. – Джетт устало повернулся к Агате. – Ты сказала, что оставляла предметы для скриплеров под стеной и никогда не бывала внутри. Тогда откуда ты знала, что у них над входом нарисован бант?

Агата рассерженно открыла рот и шевельнула губами, будто забыла, что не может говорить. Потом вспомнила, достала табличку и занесла над ней уголь с таким видом, будто хотела написать длинную речь, но потом быстро нацарапала с такой силой, что чуть не продавила табличку насквозь: «Это не я. Один из вас».

Все четверо посмотрели друг на друга так, словно им разом пришла в голову одна и та же мысль. Озвучил ее Хью.

– А что, если это ты сам сделал? – Он повернулся к Генри, храбро встретил его взгляд и тут же, не выдержав, отвел глаза. – Мало ли чего от тебя ждать можно…

– Слушайте, мы ничего не добьемся, если будем стоять и тыкать друг в друга пальцем, – перебил Джетт. – Пора найти карту и выбираться отсюда.

Агата снова подняла табличку: «Надо идти дальше», а потом достала из кармана платья карту, – видимо, подобрала с земли. Когда Хью потянулся к ней, Агата проворно спрятала ее за спину.

– Отдай карту Генри, – ровным голосом сказал Джетт.

Хью рассмеялся:

– Ему? Ты что, не видел, что он сделал? Он только тронул их, и пять человек повалились как подкошенные. А до этого? Этот железный гад издевался над нами, а он сидел и смотрел.

– Он нам жизнь спас.

– Ага, конечно. Я думал, у меня голова от боли взорвется, я вот сейчас вспомнил – и взмок весь! В общем, так: если идем дальше, главным буду я. Дай карту.

Агата покачала головой, и Хью подошел ближе.

– Как бы ты ни строила из себя важную персону и ни глядела на меня как на жука, ты – всего лишь девчонка, а нас четверо, и главный – я. Быстро давай мне карту, или пожалеешь.

Ее взгляд полыхнул такой злостью, что Хью попятился, но тут Агата протянула ему карту.

– А теперь пошли. Эти гады затоптали все мои вещи, – напряженно пробормотал Хью и бросился собирать перевернутые корзины. – Такое одеяло загубили! Одни лохмотья остались.

Он запихнул остатки одеяла в корзину и, подхватив свое, местами обугленное имущество, двинулся к выходу. Сван бросился за ним, остальные тоже, а Генри все стоял, глядя на скриплеров.

– Пал, ты здесь? – негромко спросил он.

Все скриплеры тоскливо повернулись к нему, но никто не ответил. Они казались совершенно одинаковыми, зубчатого ободка ни на ком не было, и Генри, не оглядываясь, пошел к выходу.