Лондон. Понедельник, 14 ноября 1994 года

Судя по внешнему виду, детективу-констеблю Брайну, который сидел за дальним концом стола Монти, было лет двенадцать. У него была длинная тощая шея, на которую была насажена выдвинутая вперед голова с рыжеватыми волосами, подстриженными в стиле мусорной швабры; он носил дешевый костюм, слишком большой для него, словно купленный на вырост. Манеры его были столь же агрессивны, сколь несуразна внешность. Он напоминал ей страуса, который однажды пытался клюнуть ее из-за решетки зоопарка Центрального парка.

Уже минуло половина первого. Явившись сразу же после девяти, она обнаружила кучу звонков и корреспонденции, которые накопились за время ее отсутствия. Не будь этого допроса, она сразу же принялась бы за дело.

Но Брайн продолжал:

— Как я понимаю, у мистера Силса была репутация человека, который… как бы это поточнее выразиться… все время раздражал людей своим неуместным поведением?

— Лично мне он всегда помогал, — фыркнула в ответ Монти.

— Согласитесь, что это выглядит весьма странно: рассвет еще не наступил, а вы одни в лаборатории; затем он становится жертвой несчастного случая и погибает.

Она с силой перевела дыхание: намек на обвинение и обидел и разозлил ее.

— Я думаю, вы видели мое объяснение. И должны понимать, что несчастный случай произошел еще до моего появления. С моей точки зрения, вы слишком агрессивны и ограниченны. Я не менее вас заинтересована в том, чтобы открыть правду, но таким образом вы ничего не добьетесь.

Детектив-констебль Брайн посмотрел на нее с видом ребенка, который получил выговор, но продолжает стоять на своем:

— В данный момент я узнал все, что мне было нужно. Благодарю вас, мисс Баннерман.

Наконец он ушел, и она невольно сравнила его с корректным детективом-суперинтендентом Левайном, который явился к ней на прошлой неделе. По крайней мере, он был вежлив. В чем смысл игр, которые ведет этот юный новобранец? Левайн многозначительно намекнул ей, что Силс был пьян. Почему этот Брайн намекает, что и она имела отношение к этой истории? Ведь никто же серьезно не считает, что она убила Силса, не так ли?

Затем она задалась вопросом: по какой причине офицер в столь высоком ранге, как Левайн, лично явился к ней? И неужели они собираются играть с ней в старую игру — плохой коп, хороший коп? Этот новобранец сознательно злил ее, стараясь, чтобы она вышла из себя и что-то брякнула? Зазвонил телефон, прервав ее размышления, и она подняла трубку.

— С вами связывался мистер Бест. Относительно симпозиума в Вашингтоне — в следующем месяце там должен быть ваш отец, а его телефон не отвечает.

Этот женский голос был знаком Монти — один из полудюжины далеких вежливых голосов, которые разговаривали с ней из приемной. Она никогда не встречала никого из них лично и почти не сомневалась, что никого и не встретит. Все это было частью философии «Бендикс Шер», предписывающей людям держаться в отдалении друг от друга. Разделяй и властвуй. Тот принцип, на котором, как Монти однажды читала, Гитлер строил нацистскую Германию.

Она ответила на звонок. Организатор симпозиума — «о нравственном аспекте патентования в генных исследованиях» — проведет в Лондоне пару дней. Он интересовался, есть ли какая-то возможность встретиться с доктором Баннерманом, и, кроме того, ему спешно требовалось выяснить, сможет ли доктор посетить обед для делегатов во главе с президентом Клинтоном. Монти знала, что ее отец презрительно относился к Клинтону, как и к большинству политиков, и сказала доктору Бесту, что перезвонит ему после того, как узнает ответы на его вопросы.

Выйдя в коридор, она через окошко в дверях вгляделась в неописуемый беспорядок в кабинете отца, располагавшемся по соседству. Не повезло. Она заглянула в главную лабораторию, но среди работавших там белых халатов отца тоже не было.

Она уже прикидывала, не вернуться ли к себе в кабинет и связаться с ним по пейджеру, как увидела в коридоре микробиолога молодую женщину, она и сказала Монти, что отец в 6-й лаборатории.

Монти торопливо спустилась туда. Горло слегка перехватывал спазм. С того злополучного утра она оказалась здесь в первый раз и быстро осмотрелась в поисках хоть какого-то следа таблеток «Матернокса», которые, скорее всего, были при нем, — но безуспешно. Стоя перед дверью, она через глазок видела, как отец укладывает для промывки пробирки на стеллаж.

Все в лаборатории было воплощением спокойствия. Кроме того, что, войдя туда, она увидела на белых рабочих поверхностях и на серых с крапинкой изразцовых плитках пола под головкой душа, где лежал Джейк, темные пятна. В ней поднялась волна отвращения, и Монти с трудом подавила ее.

В лаборатории была подчеркнуто нормальная рабочая атмосфера, словно все более, чем обычно, погружены в свою работу, в стремлении заглушить воспоминания о том ужасе, который тут произошел. Она бесшумно прошла между столами к отцу и заглянула ему в лицо. Ребенком она любила сидеть рядом с ним, когда тот работал. Серьезность его выражения, когда он был занят делом, всегда давала ей ощущение полной безопасности: пока отец является частью науки, мир всегда будет в порядке.

Сегодня он выглядел не таким бодрым, как обычно, а осунувшимся и несколько подавленным, и она понимала, как тяжело отец должен был воспринять смерть Силса.

Отец всегда испытывал глубокое чувство ответственности за своих коллег, и, когда сегодня утром он вез ее в Лондон, Монти поняла по тому, о чем он умалчивал, что он не верит простому объяснению причины, по которой утром того фатального дня она оказалась в лаборатории.

Он включил установку, и стеллаж с пробирками начал вращаться. Затем он повернулся к ней.

— Я только что говорила с мистером Бестом, организатором вашингтонского симпозиума. Он в Лондоне и хотел бы на час встретиться с тобой, если у тебя будет время.

— Если он явится сюда, я бы мог посидеть с ним за ланчем. Но недолго.

— У него уже назначена встреча за ланчем.

Баннерман покачал головой:

— В таком случае — никак.

— Я скажу ему, что это невозможно. А теперь послушай вот что… у него есть и приглашение для тебя из Белого дома — во время симпозиума посетить обед во главе с президентом Клинтоном.

Ученый внимательно уставился на содержание вращающихся пробирок.

— Мне как-то не хочется встречаться с этим стряпчим по темным делам.

— А я думаю, папа, тебе стоит пойти.

— Ради какого черта?

— Потому что, если тебя там не будет, люди станут думать, что тебя не пригласили.

Он улыбнулся ей:

— Я предполагаю, что ты уже за меня приняла приглашение?

— Нет… но собираюсь.

Он снова улыбнулся:

— То есть возражать я уже не могу… как обычно, да?