В отличие от остальных подарков этот лист она не стала класть на тумбочку. Она прицепила его булавкой к задернутой шторе перед тем, как начать последние тридцать четыре страницы «Свистуна».

В тот день она не ужинала, не ходила в туалет. Не пила. Целый день в школе она обещала себе, что сегодня закончит книгу и Макс Ванденбург будет ее слушать. Он очнется.

Папа сидел в углу на полу — как обычно, безработный. К счастью, он скоро уходил с аккордеоном в «Кноллер». Уперев подбородок в колени, он слушал, как читает девочка, которую он так старался научить азбуке. Гордый чтец, Лизель выстроила перед Максом Ванденбургом последние пугающие слова книги.

* * * ПОСЛЕДНИЕ ОСТАТКИ «СВИСТУНА» * * *

…В то утро венский воздух за стеклами вагона был туманен, люди ехали, очевидно, на работу, и убийца насвистывал свою веселую мелодию. Он купил билет. Учтиво поздоровался с другими пассажирами и кондуктором. Он даже уступил место пожилой даме и вежливо поддержал разговор с игроком, который говорил об американских лошадях. В конце концов, Свистун любил поговорить. Он разговаривал с людьми и втирался к ним в доверие, обманом добивался расположения к себе. Он говорил с ними и когда убивал их, истязал, проворачивал нож. Только если поговорить было не с кем, он принимался свистеть — именно поэтому он насвистывал после убийства…

— Так вы думаете, всех обскачет номер седьмой, верно?

— Разумеется. — Игрок ухмыльнулся. Доверие уже завоевано. — Он подкрадется сзади и прикончит их всех до одного! — Он перекрикивал стук колес.

— Как скажете. — Свистун ухмыльнулся и принялся размышлять, скоро ли найдут новенький «БМВ» с телом инспектора.

— Езус, Мария и Йозеф. — Ганс не мог удержаться от недоверия. — И такое тебе дала монахиня? — Он поднялся и пошел прочь из комнаты, поцеловав Лизель в лоб. — Пока, Лизель, меня ждет «Кноллер».

— Пока, Папа.

— Лизель!

Девочка не отозвалась.

— Иди поешь!

На это она ответила.

— Иду, Мама. — На самом деле она сказала эти слова для Макса, подходя и кладя дочитанную книгу на тумбочку, к остальным подаркам. Зависнув над ним, она не удержалась. — Ну же, Макс, — прошептала она, и даже шаги Мамы за спиной не помешали ей бесшумно заплакать. И не помешали снять с ресниц глыбу соленой воды и оросить ею лицо Макса Ванденбурга.

Мама обняла Лизель.

Мамины руки поглотили ее.

— Я понимаю, — сказала Роза.

Она понимала.

Они сидели на берегу Ампера, и Лизель сказала Руди, что подумывает завладеть еще одной книгой из бургомистерского дома. Вместо «Свистуна» она несколько раз читала Максу «Зависшего человека». Хватало лишь на пару минут. Еще она пробовала «Пожатие плеч» и даже «Наставление могильщику», но все это было не то. Хорошо бы добыть что-нибудь новое, думала Лизель.

— Ты хоть последнюю-то прочла?

— Ясное дело.

Руди швырнул в реку камень.

— Интересно хоть?

— Ясное дело.

— «Ясное дело, ясное дело». — Руди попытался выворотить новый камень, но порезал палец.

— Так тебе и надо.

— Свинюха.

Если человек заканчивает разговор словом «свинюха», «свинух» или «засранец», это значит, что ты его уделал.

Для кражи условия были идеальные. Стоял мрачный день начала марта, температура чуть выше нуля — это куда более неуютно, чем минус десять. На улицах почти никого. И дождь — как серая карандашная стружка.

— Так мы идем?

— На великах, — сказал Руди. — Ты возьми какой-нибудь из наших.

* * *

В этот раз Руди значительно сильнее хотел лезть в окно сам.

— Сегодня моя очередь, — сказал он, пока они ехали, примерзая пальцами к рулям.

Лизель соображала быстро.

— Знаешь, Руди, наверное, лучше тебе не лазить. Там все заставлено всякими вещами. И темно. Балбес вроде тебя обязательно споткнется или во что-нибудь врежется.

— Премного благодарен. — В таком настроении Руди трудно было удержать.

— И еще там надо спрыгивать. Выше, чем ты думаешь.

— Ты что, хочешь сказать, что я, по-твоему, не сумею?

Лизель встала на педалях.

— Вовсе нет.

Переехали мост, и дорога завилась по холму, на Гранде-штрассе. Окно было открыто.

Как в прошлый раз, они оглядели дом. В освещенном окне первого этажа, где была, видимо, кухня, что-то можно было разглядеть. Там двигалась туда-сюда какая-то тень.

— Проедем несколько кругов вокруг квартала, — сказал Руди. — Хорошо, что взяли велики, а?

— Главное, не забудь свой.

— Очень смешно, свинюха. Велик-то чуть побольше твоих вонючих ботинок.

Они катались уже с четверть часа, а жена бургомистра все еще была внизу, слишком близко к библиотеке. Как она смеет так бдительно торчать на кухне! Для Руди кухня, несомненно, и была главной целью. Он пролез бы туда, набрал столько еды, сколько сможет унести, и лишь потом, если у него останется свободная секунда (только если останется), он бы на пути к выходу сунул в штаны какую-нибудь книгу. Все равно какую.

Однако у Руди был недостаток — нетерпение.

— Уже поздно, — сказал он, и стал поворачивать прочь. — Ты едешь?

Лизель не поехала.

Тут и думать не о чем. Она не для того тряслась всю дорогу в гору на этом ржавом велике, чтобы теперь уйти без книги. Лизель сунула велик рулем в сточную канаву, огляделась, не видать ли соседей, и двинулась к окну. На хорошей скорости, но без суеты. В этот раз она сняла ботинки без рук, наступая на задники.

Пальцы ухватились покрепче за дерево, и она проскользнула в дом.

Теперь, пусть лишь самую малость, но Лизель было спокойнее. В какие-то несколько секунд она обошла комнату, выискивая заглавие, которое ее бы не отпустило. Три или четыре раза уже почти протянула руку. И даже раздумывала, не взять ли несколько книг, но и в этот раз решила не нарушать сложившуюся систему. Сейчас ей была необходима только одна книга. Лизель вглядывалась в полки и ждала.

Свежая темнота влезла через окно за ее спиной. В воздухе околачивался запах пыли и воровства, и тут Лизель увидела.

Красная книга с черными буквами по корешку. «Der Traumträger». «Почтальон снов». Лизель подумала о Максе Ванденбурге и его снах. О муках совести. О спасении. О брошенных родных. О боксе с Гитлером. А еще подумала о своих снах — о брате, умиравшем в поезде и явившемся на крыльце вот тут, за углом от этой самой комнаты. Книжная воришка посмотрела на окровавленное колено мальчика — она спихнула его со ступеней собственной рукой.