тускло светит луна хоронясь за листвою

по дороге ночной едут трое ковбоев

три усталых коня три обвисших аркана

три заржавых ножа три потертых нагана

как тебя зовут, девочка? – тихо спросил он.

«Мммммм!» – скулила она.

– Правильно. Тебе, «мммммм», письмо. Возьми его.

Протянул ей что-то завернутое в пластик, размером с общую тетрадь.

Он протянул… черной мохнатой лапой… На нее глянула осклабившаяся морда Кикиморы. «Пошли со мной! на крышу! – раздался хриплый собачий лай. – Чтобы все школы района плакали над нами!»

Боец в камуфляже, выбравшись на крышу, подготовил место для наблюдения. Вынул из футляра винтовку, точными движениями собрал ее, привел в готовность прицел. Темный затаившийся дом впереди, одиноко торчащий на пустыре, был виден как на ладони. Чтобы оценить обстановку, снайпер бегло, не вдаваясь в подробности, осмотрел и его, и прилегающую местность…

К дому вела разъезженная, разбитая мощной техникой дорога. Недалеко от входной двери стоял довольно потрепанный «Форд»: судя по невысохшим подтекам грязи, приехали на нем только что. На стене у двери нарисован какой-то знак… треугольник вершиной вниз? перевернутая буква «А»? Яркая краска из аэрозольного баллончика нанесена, видимо, тоже недавно. А рядом разбросаны, втоптаны в грязь… белые лилии! Беззащитные хрупкие цветы перебиты, изломаны. Это вносило диссонанс во все окружающее, в серую и невзрачную обстановку, и вызывало неосознанную тревогу. Он «заглянул» в окна второго этажа. Длинное запущенное помещение: голые обшарпанные стены, груды мусора, посередине что-то вроде строительных помостьев, грубо сколоченных из досок. Изображение всего, что он видел, было мягко облечено зеленоватым мерцающим светом. Сообщил обо всем, что им замечено, на командный пункт. В ответ была дана команда продолжить наблюдение.

Проверяя слаженность работы систем наведения, перевел видоискатель на многоэтажки дальнего жилого массива. Их розовые фасады были четко прорисованы в вечереющем небе и вспыхивали стеклянными бликами, отражая малиновые искры заката. В наполненных золотистым светом окнах-сотах шла своя жизнь. Высотный дом со вставками из синих и зеленых панелей показался наиболее приметным. Выделил одно окно, другое… Женщина на кухне что-то готовила: отбивала мясо, переворачивала его, шлепала о разделочную доску. В раме следующей «картины» в глубине комнаты – лицо спящего старика. На грудь ему сползла раскрытая книжка, в съехавших на кончик носа очках отражался экран работающего телевизора. В окне рядом, сидя на подоконнике, умывалась кошка. В соседнем – мальчик склонился и что-то рисовал на листе бумаги. Чуть дальше – девушка расчесывала мокрые, только что вымытые волосы. Но это все лирика…

А вот этот дом на пустыре. Из-за него и разгорелся весь сыр-бор. Не то бывший склад, не то строительная контора. Вдалеке за ним – мрачная сквозная коробка заброшенной стройки. Сиди теперь на крыше как дятел (ну, как иволга; ведь у него позывной «иволга»), любуйся «пейзажами». Жди неизвестно чего. А потом все отменят. Так чаще всего и бывает.

Невидимые лучи его прицела словно бы прощупывали пространство.

Чтобы не «замылился» взгляд, вновь рассматривал многоэтажки, своим ступенчатым контуром расчертившие горизонт. По ориентирам, машинально отмеченным в памяти, по синим и зеленым панелям дома, который выделил из остальных, нашел «знакомые» окна… Женщина положила мясо на сковороду и теперь резала овощи. Старик мирно посапывал перед телевизором, в его очках отражалась голова ведущего какого-то ток-шоу. Мальчик перестал рисовать, складывал из листа фигуру; ну, может быть, самолетик. Кошка умылась. Девушка все так же расчесывала волосы.

Он наблюдал за ее плавными движениями. А когда же она… за учебники, например, сядет? Так же плавно, как и ее движения, его мысли переключились на собственную дочь. Тоже сидит, мечтает! А его к директору вызывают. Буквально сегодня. Вечером. Директор в разговоре по телефону сказал: заходите, мол, после работы, когда освободитесь; я допоздна в школе бываю. Сам директор! Феликс Альбертович. Опять его дочь натворила что-то из ряда вон выходящее!

Но почему сразу к директору? Ну, ляпнула она что-то не то, с языка сорвалось. Могла бы промолчать, конечно. И надо было ей вылезти с этой «диаграммой»! Какая-то «диаграмма». Что-то такое дурацкое. Их классная и два каких-то оболтуса встали в одну линейку. Классная – самая высокая, следующий оболтус ниже ее, а приятель оболтуса – еще ниже. Ну и что? Надя же при всех выдала… «диаграмма дураков»! А теперь такое! Классная весь дневник расписала. Последнее китайское предупреждение. Срочно обратить внимание на поведение дочери! А эта поездка на дачу?! Ничего себе, день рождения устроили! Одно пепелище осталось. Слава богу, хоть сами живы.

А вот с женой что-то произошло именно тогда, когда на даче случился пожар.

Неужели это может быть как-то связано?

Жена словно «пробудилась» от этого пожара, как бы почувствовав его, она сама об этом говорила. И вышла из бессознательного состояния. Теперь Аратюнян едва не плачет. Что это такое? Показывает снимки головного мозга жены… Вот здесь, видите, было затемнение, а теперь? Ничего нет! Этот сгусток, вот он. Вот, на прежних снимках. А сейчас все нормально. Ничего нет. Чисто.

Ну и хорошо, уважаемый главврач! Значит, правильно лечили.

Это невозможно лечить! Это либо есть, либо этого нет. Что я напишу в научный журнал? В каком свете предстану перед медицинской общественностью? Скажут, Аратюнян – шарлатан от науки? Проповедует какой-то сумбур вместо четко структурированного анализа?!

Когда-то снайпер взял один из снимков мозга жены, сделанных на магнитно-резонансном томографе. Сканировал, долго изучал изображение в компьютере у себя на работе. Увеличивал, разглядывал по фрагментам. Копался в справочниках, сидел в интернете… Куда там! У самого начнется «затемнение», если во всем разбираться. Однако этот «сгусток», если присмотреться «незамыленным» взглядом… можно сказать… напоминал лицо… Бородатое лицо какого-то человека!

Но вот что самое странное.

Он отсканировал те пленки, на которых дед когда-то запечатлел «творчество» Нади. Дед фотографировал на даче, давно это было, они там устроили что-то вроде художественной мастерской. Дочь рисовала все, что хотела. И он отсканировал эти пленки, затем обработал в фотошопе. Придал отдельным «картинам» четкие границы, привел к одинаковому размеру. Кое-что подправил, подчистил, выделил главное. Показалось, в их разрозненности между тем заключено нечто общее. Одна «картина», по сути, представляла фрагмент чего-то большего. Если долго «подставлять» в компьютере одну «картину» к другой, чем-то похожей, – они совпадали! Соединялись в единое общее целое! По цвету, композиции, линиям, которые можно мысленно продолжить. Перебирал, складывал эту мозаику в максимально возможных комбинациях. И постепенно появился… огромный «портрет»! Точно, появился… словно протаял из ледяного экрана… И его он уже где-то видел. Что это напомнило? Открыл файл с «затемнением» на снимке мозга жены. Одно и то же