Мама снова кивнула головой и скрестила руки на груди, как будто пытаясь опереться на саму себя. Она казалась такой бледной, словно годами не видела солнечного света.

– Спасибо, что сопровождал Фэллон.

Я нахмурила брови. Это реально? Моя мама сейчас поблагодарила Рида? Или я ослышалась?

– Ты уже что-нибудь узнала про папу? – все-таки задала я куда более важный вопрос. В животе возникло тянущее чувство.

– Да. – У нее вырвался вздох облегчения. – Доктор только что был здесь. Операция прошла успешно. Им удалось остановить все внутренние кровотечения и выпрямить ему ногу, но врачи все равно еще не могут сказать, когда он очнется. Теперь это зависит лишь от него.

Сглотнув ком в горле, я сражалась со вновь подступающими слезами.

– Но ведь он очнется, да?

– Очнется, – ответила мама так уверенно, что я засомневалась, правда это или она просто выдавала желаемое за действительное.

– А когда нам разрешат его увидеть?

– Уже можно. Я хотела дождаться тебя.

У меня тут же возникло ощущение, что меня вот-вот вырвет. Сейчас – это слишком рано. Я ожидала, что в моем распоряжении будет несколько минут, прежде чем я взгляну на неподвижного, раненого и изломленного папу на больничной койке. Но ни в коем случае я бы не стала ждать, упускать этот шанс и отправлять маму одну.

Словно почувствовав мою неловкость, Рид дотронулся до моей спины:

– Мне пойти с тобой?

– Только родственники, – сказала мама.

Я обернулась к Риду.

– Подождешь тут?

– Конечно. – Рид улыбнулся. – Тогда скоро увидимся.

– Спасибо! – Не раздумывая и не обращая внимания на маму, я потянулась вперед и поцеловала Рида. Как я вообще могла раньше без него жить? – До скорого!

– До скорого! – ответил он и подарил мне еще одну придающую храбрости улыбку. – Ты справишься.

«Надеюсь».

Не говоря ни слова, мама положила руку мне на плечо и повела из комнаты ожидания по широкому коридору, который производил впечатление гроба. Казалось, что я задыхалась, в груди росла чересчур знакомая тяжесть и давила на сердце.

Перед одной из многочисленных дверей, пронизывающих стены коридора, мы остановились. Мама открыла ее, и мы вошли в помещение, которое выглядело словно взятым из мира без красок. Все внутри белое, серое или металлически блестящее, от пола и до потолка. А посреди этой бесцветности лежал мой отец, подключенный к негромко пикающим машинам. Его кожа была бледной, испещренной голубоватыми венами. Ее покрывали бесчисленные царапины. Я заметила минимум три зашитые раны, а правый глаз налился синим и фиолетовым цветом и так заплыл, что, казалось, в любой момент мог лопнуть.

Носа коснулся сильный запах йода, и медленным шагом я приблизилась к кровати. Мама встала с противоположной стороны и взяла мужа за руку. Бережно переплела свои пальцы с его неподвижными и погладила папу по лбу. Он такой же холодный, каким выглядел? Или теплый благодаря машинам, поддерживающим в нем жизнь?

Мама начала полушепотом разговаривать с папой. Утешала его, ободряла и просила проснуться. Я слушала ее лишь краем уха, слишком поглощенная собственными мыслями и видом отца, который выглядел таким уязвимым и хрупким, как никогда прежде. Мне было больно смотреть на него в таком состоянии, и пусть он уже выдержал операцию, меня охватывало отчаяние. Хотелось услышать родной шепот магии. Но свой магический плащ я оставила в Эдинбурге, чтобы лишний раз не взвинчивать маму, а Джесс, к сожалению, еще не нашел ни одного артефакта, способного спасти папе жизнь.

Мы с мамой просидели у постели отца почти три часа. Периодически заглядывала медсестра, чтобы его проверить, а под конец пришла и команда врачей. Они рассказали нам об операции, папиных травмах и перспективах выздоровления, которые с момента маминого звонка несколько часов назад значительно улучшились. Нас отправили домой, чтобы принять душ и чего-нибудь поесть. Рид поехал с нами, и, оглушенная событиями последних часов, мама не задала ни единого вопроса, когда я расположилась в своей старой комнате вместе с Ридом.

– Мама наконец уснула, – заключила я и аккуратно прикрыла за собой дверь. Рид лежал в моей кровати, его джинсы были сложены на моем письменном столе. Очень странно вновь вернуться в свою комнату. С тех пор как взяла на себя руководство эдинбургским Архивом, я сюда больше не приезжала. Фэллон из тех времен казалась мне совершенно другим человеком.

Сняв одежду, я в одном нижнем белье забралась к Риду под одеяло. Он подвинулся, чтобы освободить мне место, что не особенно помогло, потому что моя старая кровать была не приспособлена для двоих человек. Даже когда мы улеглись на противоположные края матраса, между нашими телами оставалось расстояние всего лишь в ладонь шириной.

Я повернулась к Риду. Он смотрел на меня пристальным взглядом. Между бровями у него образовалась глубокая складка. У меня чесались пальцы протянуть руку и стереть ее с его лица. Не хотелось видеть его грустным.

– Как ты? – тихо спросил Рид, не поднимая голоса громче шепота, словно не желая нарушать окружавшую нас тишину.

– Сама не знаю. – Врачи сильно нас обнадеживали – возможно, даже чересчур сильно. И я судорожно цеплялась за свой страх, чтобы в самом худшем случае быть готовой. Одна только эта мимолетная мысль вызвала у меня слезы на глазах. Я попыталась их сморгнуть.

– Не плакать, – взмолился Рид. Он высвободил одну руку из-под одеяла и успокаивающе коснулся моей щеки. Ласково погладил меня по лицу большим пальцем, как будто чтобы вытереть еще не выплаканные слезы. – Все будет хорошо. Доктора настроены оптимистично.

– Я знаю, но что, если…

– Прекращай, – прервал меня Рид более настойчивым тоном. – Твой папа в отличных руках. Он справится, а пока ты должна быть сильной ради него. Не думай о плохом.

Я шмыгнула носом.

– Как? У меня просто не получается это прекратить.

Рид не отвечал, а просто внимательно смотрел на меня. Медленно, словно у нас впереди все время мира, он взглядом исследовал мое лицо в тусклом свете ночника, как будто впервые меня видел. Его ладонь осторожно переместилась с моей щеки на затылок. Теплые мозолистые пальцы удерживали меня в тот момент, когда все остальное, кажется, от меня ускользало.

Не спеша, давая мне шанс отстраниться, Рид наклонился ко мне и нежно накрыл мои губы своими. И хотя я видела приближающийся поцелуй, все равно издала удивленный звук. Я словно инстинктивно вцепилась в его футболку, чтобы прижаться к нему. Но того напора, на который я рассчитывала… его не случилось. Это был нежный, любящий поцелуй, несравнимый с тем, как мы целовались в первый раз. Неторопливо, как будто время принадлежало только нам, Рид изучал мои губы своими. Ласка, от которой сердце у меня забилось быстрее, причем не от возбуждения.

Мои губы приоткрылись, и с них сорвался тихий вздох, когда наши языки встретились. Рид перекатился так, чтобы оказаться надо мной. Его вес был для меня защитным покровом. Мысли потерялись в нашем поцелуе. А я потерялась в Риде. Он не спеша раздел меня, лаская губами каждый сантиметр моего тела, пока от меня не остались одни только чувства.