Наиболее сильным соперником Рузвельта на предстоящем съезде Демократической партии считали Эла Смита. Правда, он не раз говорил, что не собирается баллотироваться в президенты в 1932 году, но при благоприятных обстоятельствах в любой момент мог изменить свое решение. Во всяком случае, когда перешедший в стан Рузвельта Э. Флинн, ранее близкий к Смиту, искренне ему в этом признался, тот обозвал его предателем и добавил: «Давай подождем и посмотрим, как ты предашь и Рузвельта». Вскоре Смит действительно объявил об участии в выборах.

Но он был не единственным возможным оппонентом Рузвельта. Консервативное крыло демократов, выступавшее в защиту традиционного сегрегированного и сельскохозяйственного Юга, против существенного вмешательства в мировую политику, в свою очередь искало приемлемую кандидатуру. Таковая была найдена в лице техасского политика Джона Гарнера, являвшегося в это время лидером демократов в палате представителей.

Особая опасность состояла в том, что в поддержку Гарнера высказался газетный магнат, откровенный реакционер Уильям Рэндольф Хёрст. Принадлежавшие ему периодические издания уже с конца 1931 года начали яростную кампанию в пользу Гарнера и против Рузвельта. Имея в виду заявления Рузвельта о необходимости вмешательства государства в экономическую жизнь, его обвиняли то в коммунизме, то в нацизме или фашизме (между всеми этими понятиями особой разницы не проводили, да и употреблялись эти слова не в качестве политических терминов, а как грубые политические ругательства) и уж во всяком случае предрекали, что его присутствие в Белом доме приведет Америку к гибели. Чтобы более не возвращаться к этому вопросу, отмечу, что Рузвельт был далек не только от этих экстремистских социально-политических теорий, но вообще от каких-либо «генеральных» систем общественного развития. Он пренебрежительно относился ко всяким рецептам «идеального» устройства общества, не читал проповедовавшую их литературу, полагая, что за такого рода теориями (марксизмом, социал-дарвинизмом и т. п.) скрываются либо догматичные фанатики, либо авантюристы, рвущиеся к власти под демагогическими лозунгами, либо, наконец, помесь тех и других, что он считал особенно опасным.

Опыт сталинского СССР и Германии, где к власти рвались нацисты Гитлера, был у него перед глазами. И это представлялось куда более убедительным, чем хитроумные псевдоученые трактаты. Рузвельт был практиком, знавшим азы истории и современную ситуацию в мире. Он понимал, что насильственными методами строить социальные отношения невозможно, что любые попытки такого рода в конечном счете обречены на провал. Он исходил из того, что необходимо ставить перед собой лишь непосредственные задачи, действовать в пределах общедемократических правил и процедур, разумеется, учитывая соотношение сил, пытаясь повернуть его в свою пользу, играя на политической бирже подобно бирже фондовой.

Еще в начале своей общественной деятельности он стал понимать, что конечные результаты никогда не бывают точно такими, какими их изначально задумывают, что они зависят от безграничного стечения постоянно меняющихся обстоятельств, которые невозможно предвидеть и подчинить себе и к которым следует приспосабливаться, своевременно поворачивать управленческий руль в подветренную сторону. При этом существовали некоторые исходные установки, аксиомы, предопределявшие его политическое поведение, — но отнюдь не догмы, ибо сами они находились в динамике. Ими являлись упрочение рыночных отношений под контролем государства, сохранение демократических норм, соблюдение конституционных основ, постепенность преобразований с целью улучшения положения низших слоев населения при заинтересованности в государственном курсе всего общества, включая корпоративный капитал.

Возвращаясь к выборам 1932 года, отметим, что помимо трех названных возможных кандидатов (Рузвельт, Смит, Гарнер), были и другие претенденты на высший пост от Демократической партии — например мэр Кливленда Ньютон Бейкер, когда-то служивший военным министром в кабинете В. Вильсона. Особым влиянием они не пользовались, но могли всплыть на поверхность в качестве компромиссных фигур.

Рузвельт вынужден был маневрировать, чтобы парализовать усилия одних и ослабить других возможных кандидатов. Поскольку Бейкер в свое время поддерживал идею Лиги Наций, в которую США так и не вошли, Франклин, хотя и был сторонником активности своей страны в международных делах, вдруг стал высказываться в том смысле, что в существующих условиях он «не был бы настроен в пользу американского участия» в этой организации. Одновременно он таким образом стремился ослабить нападки прессы Хёрста, настроенной явно изоляционистски.

Однако в условиях продолжавшегося кризиса главный акцент сосредоточивался на внутренних, прежде всего хозяйственных проблемах. На протяжении первой половины 1932 года Рузвельт всё более четко высказывался в пользу осторожного планирования экономики, введения общественных работ для безработных, пособий для неимущих, подчеркивая, что это временные меры, призванные вывести Соединенные Штаты из чрезвычайной ситуации и вновь перевести в стадию процветания. При этом постоянно фиксировалось внимание на интересах «забытого человека, находящегося на нижней ступени социальной лестницы». Такого рода заявления вызывали взрывы гнева не только у республиканцев и консервативных демократов, но даже у такого прогрессиста, как Эл Смит, который назвал Рузвельта бессовестным демагогом классовой войны. Рузвельт на эти обвинения отвечал, что, в отличие от соперников, предлагает конкретные шаги по выводу страны из депрессии. Здесь необходимо смело, настойчиво экспериментировать: «В порядке вещей найти какое-то средство и попробовать его. Если оно не сработает, честно признай это и попробуй другое, но обязательно что-то делай».

* * *

В марте—мае 1932 года прошли праймериз Демократической партии. Эти проводимые по штатам первичные выборы, во время которых выявляется кандидат, имеющий наибольшие шансы победить на окончательных выборах, оказывают серьезное влияние на решение партийного съезда.

Первые праймериз были весьма благоприятны для Рузвельта. Вначале в Нью-Гэмпшире, затем в Северной Дакоте, а к концу марта также в Небраске, Мэне, Айове, Джорджии, Висконсине были одержаны внушительные победы. Правда, на выборах в Массачусетсе — первом промышленном штате, где проходили первичные выборы демократов — Рузвельт потерпел болезненное поражение: за Смита проголосовало втрое больше избирателей. Та же картина была и в Пенсильвании: промышленные рабочие высказались за Смита.

Возникала парадоксальная картина: вроде бы ратовавший за трудящихся Рузвельт пока что не пользовался доверием организованных рабочих, которые, по всей видимости, считали его социальное экспериментаторство опасным для их интересов — ведь они пока что имели работу и надеялись не потерять ее, а рузвельтовские планы, по мнению консервативно настроенного профсоюзного руководства, попахивали социализмом. Не внушало доверия и провинциально-аристократическое происхождение кандидата.

Еще одной неприятностью оказался проигрыш в крупнейшем штате Запада, Калифорнии, где демократы, вопреки прогнозам рузвельтовского штаба, высказались за Гарнера.

Рузвельт, однако, не считал потерю трех крупнейших штатов окончательной, надеялся привлечь на свою сторону их делегатов на партийном съезде.