– Jawohl, фрау Крюгер.

Поначалу Настя не смела нарушить этот запрет. Через ее руки прошло столько еды, сколько хватило бы накормить всех пленных женщин в коровнике. Но Настя тщательно собирала все остатки. Объедки предназначались собаке коменданта. Тем не менее, когда Настя убирала кухню, она провела пальцами внутри кастрюль и начисто облизала их, прежде чем начать мыть посуду. Остатки жира были восхитительны на вкус, но лишь обостряли чувство голода. Если бы Настя не опасалась, что ее застукают, она бы вылизала кастрюли, как собака.

Следующие несколько дней прошли примерно одинаково. За редким исключением сразу после переклички Настя шла в дом коменданта, драила полы, гладила белье, которое приходилось стирать снова и снова. В полдень девушке полагался кусочек хлеба, и он был куда лучше, чем ели пленные в лагере. Затем Настя чистила картошку и что-нибудь готовила в зависимости от того, какие в ее распоряжении были мясо и овощи. Каждый раз у нее шла кругом голова от обилия еды, и лишь страх мешал ей затолкать в рот пищу прямо пригоршнями.

На третьей неделе Настя, бросив тревожный взгляд через плечо, все же стащила несколько картофельных очистков, засунув их в карман. Всего лишь несколько, чтобы они не выпирали. Куда больше очистков осталось в миске вместе с обрезками мяса для собаки, так что никто не должен заметить.

Когда ее отпустили – как всегда, в сопровождении охранника – девушка поспешила в хлев, куда как раз принесли похлебку. Ольга лежала на соломе, кое-как пытаясь встать, но Настя положила руку ей на плечо, удержав девушку на месте.

– Лежи. Я принесу тебе похлебку и еще маленький сюрприз.

Настя отнесла их миски к женщине, разливавшей суп. Получив по ковшу похлебки, летчица вернулась под навес.

– А вот и сюрприз, – с этими словами Настя бросила по два длинных картофельных очистка в каждую миску.

– Благослови тебя господь, товарищ! – Ольга взяла свою миску, и девушки стали есть суп, медленно жуя твердую картофельную кожуру, словно кусочек вкуснейшей говядины.

* * *

С приходом ноября холод превратился в смертельную угрозу. Настина летняя куртка не годилась для зимы. Если она не найдет еще какую-нибудь одежду, то в следующие месяцы может погибнуть. Другим женщинам приходилось еще хуже. Проснувшись как-то утром, когда впервые пошел сильный снегопад, Настя собрала в кучку солому, на которой спала, и разбудила Ольгу.

– Вот, засунь солому под форму, как я. Так будет теплее.

Согласившись, Ольга напихала грязную солому за пазуху и на спину.

– Так, конечно, теплее, но воняет.

– Мы и так воняем. Сиди поближе к остальным, а вечером я принесу тебе немного очистков, – пообещала Настя и стала пробираться к дому коменданта.

– Как тебе твоя работенка? – услышала Настя и обернулась.

– Вовка. Хорошо выглядишь, – девушка пошла дальше. – Значит, сегодня ты меня охраняешь. По-прежнему служишь своим немецким господам.

– Как и ты. – Вовка пошел с ней в ногу. – Ты знаешь, почему ты не предлагаешь бороться против них, пока убираешь комендантский дом? Ты регулярно ешь немецкую еду.

– Я трус, но не предатель, есть разница. – Девушка ускорила шаг.

Они прошли мимо мужского угла, и Настя увидела измученных и отчаявшихся пленных. У кого-то из них были укрытия, такие же хлипкие, как остатки коровника у женщин, но у большинства не было ничего, и по ночам они спали, сбившись в маленькие кучки, прямо на земле. Обильный снегопад грозил им гибелью.

– И как долго ты так продержишься? – Вовка не отставал.

– Не знаю. Если ты так обо мне заботишься, почему бы в следующий раз тебе не принести какой-нибудь еды, а не болтать со мной? А когда наши войска нас освободят, я попрошу, чтобы тебя не пристрелили. – Они дошли до дома коменданта, и Настя зашла внутрь.

– Они в любом случае нас прикончат, дорогая. Всех нас! – крикнул Вовка ей вслед.

В декабре условия в лагере значительно ухудшились, но зато в доме коменданта Насте стало лучше. Пока советские военнопленные умирали сначала десятками, а потом сотнями, Настя придумывала себе новые занятия на кухне: мыла пол или чистила печь, вытирала пыль со шкафов, мыла окна. А, кроме того, девушка научилась воровать остатки еды.

Первый кусочек она сразу отправила в рот и проглотила не жуя. Но когда ей представился случай умыкнуть кое-что еще, она спрятала это за пазуху и принесла в лагерь, отдав Ольге вместе с похлебкой.

Затем само провидение, похоже, сжалилось над пленницами. Фрау Крюгер заболела и слегла, и Настя стала заведовать хозяйством. Теперь у нее появилась масса возможностей подворовывать еду, но лишь понемногу, чтобы не заметили. Четыре дня подряд она подкармливала остальных женщин кусочками хлеба, обрезками колбасы, а однажды принесла им горстку лесных орехов.

Но без надзора бдительной жены за Настей стал увиваться комендант. Он приказывал ей почистить и отгладить его форму. Когда девушка приносила форму в его кабинет, он встречал ее в халате. Настя старалась успеть повесить форму на спинку стула и улизнуть на кухню, прежде чем комендант снял бы халат.

В тот вечер она, поставив на печку чайник, стала оглядываться в поисках съестного – горбушки хлеба, к примеру – чтобы отнести женщинам в лагерь. Но не успела девушка взять в руки буханку, как послышались шаги в коридоре.

Обернувшись, Настя увидела коменданта Крюгера. Брюки у него были застегнуты, но мундир нет, и сквозь белую майку виднелись грудные мышцы, а вверху – завитки черных волос.

– Herr Kommandant, – только и смогла вымолвить Настя.

Он подобрался ближе. Настя понимала, что он хочет овладеть ею. Ее лицо исказилось от страха и ненависти.

Теперь комендант стоял прямо перед девушкой, отступать ей было некуда. С выражением нежности и похоти на лице мужчина погладил Настино лицо тыльной стороной ладони. Потом его рука скользнула по ее шее и легла на грудь. Девушка съежилась, порадовавшись хотя бы тому, что она не сунула что-нибудь из еды в карман гимнастерки. Комендант сжал ее грудь.

– Nein, – всхлипнула Настя, отвернувшись и желая сделаться как можно меньше.

Положив руку ей на талию, комендант привлек девушку к себе, прижавшись к ней низом живота. Настя боязливо положила руки к нему на грудь, чтобы оттолкнуть.

– Du Schwein! – раздался пронзительный голос. Комендант мгновенно отлепился от Насти.

Кашляя и ухватившись за свой халат, в кухню ворвалась фрау Крюгер. Она ударила Настю по лицу – та отшатнулась, держась за щеку. Комендант, что-то бормоча, убрался с кухни, оставив девушку на растерзание своей разгневанной жене. Фрау Крюгер схватила Настю за руку и ударила девушку о стену. Отвесив служанке еще одну пощечину, комендантша потащила ее в коридор, где стоял Крюгер. Там его жена разразилась гневной тирадой.

Напуганный этой сценой или, быть может, сытый ею по горло, комендант схватил Настю за руку и потянул к двери. Он надел пальто и милостиво позволил девушке накинуть куртку, прежде чем вытолкнуть ее за дверь. Продолжая что-то бормотать, комендант довел Настю до лагеря и передал ее охраннику, отдав ему приказ, который девушка не поняла.