Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позабыл совсем в эти дни Степан старые забавы, перестал прикладываться к чарке, не пировали с ним больше в атаманском струге есаулы и ближние казаки, нозабросил он красивых татарок, которых возил с собой обозом, наступило для него главное и незнакомое время, шел он теперь напролом в центр государства Российского; яростно и жутко было у него на душе. Еще вчера все это было так далеко, стояли среди пустынной Волги большие города, и полно в них было его, разинских, товарищей. И вдруг совсем рядом оказалась вся Россия с бунташными крестьянами, с поместными землями, с боевыми воеводами, спешившими со всех сторон к нему навстречу.
Наступала осень с дождями, распутицей, гнилыми болотными топями. Где зимовать, где держаться дальше?..
Ушли по уездам первые разинские гонцы, а войско Степана уже подходило к Симбирску.
Было 4 сентября 1670 года. Стоял тихий день над Волгой. Неторопко несла река свои серые воды, в синеющем высоком небе неподвижно были расставлены белые груды облаков. Одиноко стояли по берегам кривобокие ветлы, тихо и пусто было на песчаных отмелях, не шевелясь стоял низкий ивняк на прибрежных островах и косах. Сонно плыл в этой осенней дреме и тишине Симбирский кремль.
Едва на передних стругах увидели симбирские стены, как разом смолкли разговоры, шутки и смех. Повстанцы вглядывались в высившиеся на вершине горы укрепления. А там, вдалеке, на стенах уже задвигались маленькие фигурки людей, появились в разрезах бойниц, завозились около пушек. И вот уже хлопнул над городом первый выстрел, поплыло негромкое эхо над Волгой, поднялся над крепостными стенами легкий белый дымок. И тут же Степан дал приказ повернуть струги к берегу — ему вовсе не хотелось попадать под мощный огонь симбирских пушек, которых немало стояло на крепостных стенах города. Но доходя трех перст до города, струги один за другим стали утыкаться в берег, и сразу же вдруг загалдела вся Волга, лопнула тишина на много верст кругом. Повстанцы подтягивали с криками лодки на прибрежный песок, выгружали пушки, боевой запас, тащили мешки с мукой, сухарями, крупами, связки сушеной и вяленой астраханской рыбы, разбирались по сотням и десяткам, ставили караульных, выслали в обход города дозорных.
И тут же прибежали дозорщики, принесли первую нехорошую весть: совсем ненамного опоздал Разин — за три дня перед ним впопыхах подошел к городу Юрий Борятинский и 31 августа встал лагерем под городом с другой стороны Симбирска. Правда, доносили люди, что неустроен лагерь князя Юрия и людей с ним мало, но стоит прочно, загородился телегами и валы земляные набросал кругом.
Около Разина уже юлили симбиряне, беглые люди, рассказывали, где стены высоки, а где низки, показывали, как лучше подойти к городу, а дозорщики уже тащили к Степану новых беглецов, которые неизвестно как вывалились из города и тоже тщились рассказать Разину, что ждут его симбиряне и готовы открыть город.
Слушал Разин симбирян деловито, ласково и спокойно: пал Царицын, пала Астрахань, а за нею Саратов и Самара, падет и Симбирск. Привел он под город такую силу, какой никогда еще не было с ним, — около двадцати тысяч человек. Послал в уезды людей поднимать смуту, мешать государевым ратным людям идти на выручку городу. Спокоен был и потому Разин, что знал о Симбирске почти все. На вершине горы, в самом центре города, находился мощный кремль. Толстенные рубленые стены с башнями по углам, на стенах пушки, а внутри кремля палаты воевод, приказных людей, духовных, там же и собор. А ниже по склону — посад, торговые ряды. этот второй город окружен земляным валом, рвом, а на валу стоит бревенчатая стена. Со стороны же Волги, на низком месте выстроил симбирский воевода острог, торчало плотными рядами острое колье, а за кольём пушки же, стрельцы с пищалями. Знал Степан, что хорошо подготовился воевода Иван Богданович Милославский к обороне Симбирска. Перед приходом Разина он только что закончил подновление крепостных стен, а для вящей прочности заложил их сверху еще мешками с землей, мукой и голью. Собрал воевода в кремле большие запасы ествы и воды и приготовился сидеть. Очень надеялся Милославский на пришедшие в город три приказа московских стрельцов и на местных симбирян — добрых и прожиточных людей. Кроме того, за последние дни население Симбирска пополнилось бежавшими с черты помещиками и вотчинниками. Симбирск не Астрахань — лежит он поближе к Москве, и добраться до него полегче и по воде и посуху. И хотя тревожился воевода и писал в страхе великом, что не бывали к городу ни Урусов, ни Юрий Борятинский, а все же ждал их с часу на час и дождался: князь Юрий подошел к городу.
Подтягивался и Урусов. Из Москвы его торопили — воевода должен подойти к Симбирску раньше Разина, перекрыть Волгу, загородить войсками черту, отрезать Степана от забунтовавших уездных людей, охранить Москву от мордвы, черемисов, чувашей, татар. Ох, страшное дело будет, если опоздают воеводы к Симбирску, рухнет черта, пойдет Разин прямым ходом на Москву.
Обо всем этом знал Разин от перебежчиков, потому и спешил к городу раньше Борятинского. Теперь думать, хитрить, выжидать было некогда. Симбирск нужен сегодня, сейчас же, пока не подошел князь Юрий. Степан торопил своих людей, здесь решалась судьба его дальнейшего похода: или вперед на Москву при поддержке тысяч новых повстанцев, или… Об этом он не хотел даже и думать. Да и не привык он помышлять о плохом. Избалованный победами, славой, всеобщим поклонением простых людей, их безграничной верой в него, атамана-батюшку, он думал только о победе. Он надеялся на симбирскую голытьбу, на пожар восстания, который уже охватывал приволжские уезды, да и потом, чем князь Борятинский лучше его названого отца князя Львова, а ведь того он, Степан, взял голыми руками, почти без единого выстрела.
И вот первая нехорошая весть — стоит князь Юрий неподалеку от города, и в город не входит, и на него, Степана, идти не спешит. А в Симбирском кремле притих Иван Богданович Милославский, воевода отчаянный, бесстрашный.
31 августа радость великая настала в Симбирске: войско Борятинского спешным ходом подходило к городу. Но радость вскоре же поубавилась: с князем Юрием не пришла и половина тех, кто был приписан в его полк. Писал он уже из-под Симбирска в Москву, что не пришли к нему в срок начальные люди полков Зыкова и Чубарова, что ратные люди живут в деревнях своих и в полки по сей день не бывали, что мало пехоты с ним, а без пехоты стоять против вора плохо, а что есть с ним татарские мурзы, и те стоят без телег, и табор против казаков устроить нечем. Молил Борятинский о скорой помощи.
В ночь с 4 на 5 сентября под покровом темноты Разин погрузил свое войско в струги, обошел Симбирск с севера, вышел к острогу в том месте, где указывали беглые симбиряне. Казаки высадились и с ходу пошли на. приступ. Яростен и быстр был их натиск, Степан шел вместе с казаками, лавиной охватывали они острог со всех сторон, лезли напролом, несмотря на ружейную и пищальную пальбу. В это время и двинулся на повстанцев Борятинский. Сделал князь Юрий все как обещал: с небольшими силами, но решительно ударил он на казаков с тыла. Сошлись ратные люди Борятинского на десять сажен с казаками, учинили великую пальбу из пищалей, и поворотил Степан своих людей против нового врага. Писал на другой день Борятинский в Москву: «И они, государь, поворотись всеми своими силами от города, нас многих переранили… И тот, государь, день бились мы, холопы твои, с утра и до вечера и приступать им к городу не дали. И ничего нам не учинили, и стоял я, холоп твой, полком всем на одном поле с ним сутки, и на меня, холопа твоего, не смел приходить. И того же, государь дни в вечеру приходили на меня, холопа твоего, чагу в 3-м ночи.[32] А я, холоп твой, стоял в поле, ополчась, и бой у нас ночью был великай».