– Точно? – сказал Пирс. – Думаешь, в пиццерии во Флориде в десять тридцать утра так бывает?

– Конечно! – сказала я. – Ты даже не представляешь, сколько всего скрытого от постороннего глаза творится вокруг. Есть множество людей, которые ведут себя, что называется, совершенно нормально, и есть одновременно с этим подводные течения, так сказать, изнанка жизни. В настоящее время мы познаём изнанку жизни.

– А когда этот тип предложит заняться сексом, что мне делать?

– Сначала он захочет узнать, не пойдешь ли ты к нему. Ты отказывайся, говори, что это слишком долго. Он, возможно, скажет, что это в пяти минутах отсюда, что обычно значит от получаса до сорока пяти минут. Ты скажи, что у тебя встреча, но укажи на вон тот проулок. Тебе всего-то и надо будет, Пирс, зайти в этот проулок и постоять смирно, пока он тебе сделает муфти-пуфти. Раздобудь себе газету или что-нибудь такое, чтобы было чем заняться.

– Стоять смирно, пока он мне сделает муфти-пуфти, – повторил Пирс.

– А что, собственно, такое муфти-пуфти? – спросил Леопольд.

– Муфти-пуфти – это когда мужчина или женщина, но чаще мужчина, берет шпиндель другого мужчины и, сунув в свои коралловые уста, его сосет.

– Фу, – сказал Леопольд. – Гадость!

– Пирс, – сказала я, – только не забудь ему сказать, чтобы он заплатил пятьдесят баксов вперед. Если мы с Леопольдом вернемся, а тебя не будет, мы тебя подождем. А ты без нас не уезжай!

– Ни за что! – негодующе воскликнул Пирс.

– Может, мне лучше все это записать?

– Да, – вздохнул Пирс. – Неплохо бы.

– Повтори еще раз, что мне купить, – сказал Леопольд.

– Всякой ерунды. Что-нибудь вкусное и питательное – морковку, конфеты, собачий корм. На пять долларов, впрочем, не разгуляешься. Посмотри, нет ли чего-нибудь уцененного, или попроси кассиршу сделать для тебя скидку. Уверена, у тебя отлично получится. Веди себя так, словно точно знаешь, что делаешь, только учти: что бы ни случилось, мы с тобой не знакомы. Ты никогда раньше меня не видел, понял?

– Почему это?

– Когда за тобой таскается ребенок, мужика не подцепишь. Обещай, что сделаешь вид, будто меня не знаешь.

– Ни за что, Мод! – Леопольд обхватил меня за колени.

– Это только на время, – сказала я, что его немного успокоило.

Мы с Леопольдом направились к супермаркету, а Пирс – в пиццерию.

– Эй! – крикнул Пирс. – Я обернулась. – Это и есть жизнь?

– Нечто ей подобное, – ответила я. – Похоже, но не совсем то. Скорее, это параллельный путь.

В супермаркете была приятная прохлада и слегка пахло несвежим мясом и подгнившими овощами. Я подошла к полкам с сальсой. Стоила она семьдесят девять центов за банку. Была представлена сальса острая, средняя и мягкая, кусочками и протертая, по-мексикански и по-деревенски. Я сделала вид, что выбираю сальсу, но уголком глаза следила за кассой для купивших от одного до пяти предметов. Какая-то женщина выставила перед кассиршей пачку растворимого пюре, банку макарон с сыром, банку тушеных бобов и пакетик чипсов, а потом взглянула на меня и вздрогнула.

– Что-нибудь не так? – спросила я и машинально себя оглядела – проверить, не потеряла ли я какую деталь туалета.

Все оказалось на месте, хотя, честно признаться, я успела изрядно испачкаться, да и мои клоунские штаны с блестками были немного пестроваты. Обожаю все яркое, наверное, это во мне цыганская кровь говорит. Я смутилась и покраснела.

А потом подумала, что мне, собственно говоря, стыдиться нечего. Это пусть ей будет стыдно – надо же, залила свои мышиные волосенки лаком, сверху все гладенько, а по бокам кудельки, да еще напялила розовые пластмассовые очки, в которых похожа на распластавшегося по стенке аквариума осьминога. А эти черные синтетические брючки, а кофточка в желто-красных тюльпанах, почему-то осаждаемых какими-то райскими птичками! Вот убожество!

У меня мелькнула мысль: может, нагнать ее на автостоянке, сбить с ног и стащить все ее покупочки? Но тут я представила себе, как она валяется на асфальте, рассматривает жирное пятно на своей кофточке и заливается горючими слезами. Нет, все-таки Теодор ошибается: не чуждо мне сострадание! Я вдруг безумно захотела поскорее с ним встретиться. Опишу ему этот случай, и пусть он заберет свои слова обратно!

И все же как она смеет на меня пялиться! Нет, такое поведение заслуживает наказания. Может, подойти к ней, спросить, не отдавала ли она свою дочку в детский дом, и притвориться, будто я эта дочка и есть – вот, нашла-таки мамочку. Если у меня возраст неподходящий – что ж, есть еще Пирс с Леопольдом. А если она никогда не отдавала никакого ребенка в детский дом, может, она хотя бы нас пожалеет, пригласит к себе, накормит, мы у нее пару недель поживем.

Но тут я присмотрела объект более подходящий – древнего старичка. На нем была красная в синюю клетку кепочка с помпоном на макушке – то ли знак того, что сексуальный интерес у него давно угас, то ли предупреждение, что женщинам на всякий случай следует держаться подальше.

Я решила, что лет ему около восьмидесяти. Он вытащил из корзинки покупки: кошерную салями, консервированную щуку, коробочку готового помидорно-морковного салата и баночку желе, из тех, что лежат на прилавке так долго, что сверху коркой покрываются. Это была красная студенистая масса с полуутопленными в ней ядовито-желтыми кусками каких-то фруктов. Я, чувствуя себя львицей, выслеживающей в степи престарелую антилопу, сделала несколько осторожных шагов в его сторону.

На задворках собственного воображения я уже могла разглядеть его машину: старомодного мастодонта, за все годы прошедшего тысяч десять миль. Скорее всего, это «Олдсмобиль-81». Может, просто выйти за ним следом и, когда он откроет дверцу, внаглую залезть внутрь и сказать, что я в жизни такого не делала, но, увидев его, не смогла с собой совладать?

А потом Лев отвезет меня к себе в кондоминиум, где у него на втором этаже квартирка, темная, пропахшая тунцом, горелыми тостами и мочой, с мебелью, купленной еще покойной женой и перевезенной из Бронкса во Флориду, сплошь старое красное дерево и пыльное зеленое сукно. Наверное, его дочь, живущая по соседству, уже прибрала к рукам драгоценности покойной (обидно, конечно, но что поделаешь!) и теперь приходит через день, ворчит на него за то, что он все еще водит машину, и проверяет, правильно ли он питается, придерживается ли рекомендованной ею изумительной диеты – тунец, апельсиновый сок и творожок со сметаной.

У меня не хватило душевных сил следовать за полетом собственного воображения. Это было безусловное поражение, но я решила не сдаваться и снова отправилась в разведку. У отдела замороженных продуктов я заметила одинокого мужчину и крадучись последовала за ним.

У него была лысина на затылке и темно-синий костюм с огромными подкладными плечами. Он кидал в тележку упаковки равиоли с мясом и сыром, готовые обеды «Хелси чойс» и мороженые смеси «Грин джайент». Я снова чуть не разрыдалась: в каком он положении – и в каком я! Но он был по меньшей мере лет на сорок моложе хромой антилопы в кепочке, этакий средних лет олень. Даже самая ленивая львица предпочтет старой козлятине мясо помоложе и посочнее.