И когда мне в начале 90-х годов посчастливилось увидеть интерьер здания посольства, я был ошеломлен: в холле и залах этого строения, возведенного по калькам «карбюзьевского» мышления, неожиданно открылось величественное державное оформление в лучших традициях отечественной архитектуры. Осуществление этого проекта стало событием в художественной жизни Европы.

Несколько слов об основных его чертах. Лестницы и аванзал посольства украшены восемью полотнами, рождающими торжественно-праздничную атмосферу, в которых через историю Московского Кремля воссоздаются кульминационные события из отечественной истории. Здесь образы древней Москвы: композиции, представляющие выезд князя Дмитрия из стен Кремля на Куликовскую битву, избрание на царство Михаила Романова, грозовую атмосферу Отечественной войны 1812 года, Великой Отечественной – вплоть до победного салюта на Красной площади в 1945 году. Эти монументальные произведения написаны в 1989 году по эскизам и под художественным руководством Глазунова коллективом художников, в который вошли П. Литвинский, С. Ерошкин, М. Майоров, И. И. Глазунов, Д. Портнов, С. Николаев.

По замыслу художника, гости посольства должны получать представление не только об истории России, но и ее культуре. Поэтому особо впечатляет конструктивное и художественное решение Петербургской и Московской гостиных. Первая выполнена в классическом стиле с витражами, на которых запечатлен герб города, и картинами, передающими образ и дух невской твердыни. Вторая – с интенсивным колористическим аккордом сводчатых потолков, создающих атмосферу допетровской Руси.

В целом же изысканность интерьера посольства, свидетельствующая о безукоризненном чувстве стиля, глубинном проникновении в традиции национальной архитектуры, вызвала восторг испанцев. Журналисты писали, что «не надо даже ездить в Россию, чтобы узнать ее, – все известно из работ Глазунова».

Однако обо всем этом на родине художника в средствах массовой информации не было сказано ни слова. Как умалчивается до сих пор и поражающая воображение его работа над реставрацией и реконструкцией зданий Московского Кремля, в том числе Большого Кремлевского дворца.

«Архитектурные прозрения» Глазунова возникли, как уже говорилось, не на пустом месте. Помимо энциклопедических знаний в области отечественной и мировой культуры, своеобразным «инкубатором» архитектурных идей становилась и обстановка, которую он создавал вокруг, когда после долгих мытарств окончательно обосновался в Москве. В чердачном помещении «моссельпромовского» дома в Калашном переулке разместилась мастерская художника, все более и более становящаяся не только столичной, но и мировой достопримечательностью. Собрание икон, предметы русского быта нашли свое прибежище в ней, будучи спасенными Глазуновым от уничтожения при разгроме церквей и старинных особняков.

Исторической достопримечательностью стала и его шестиметровая кухня, где дружески принимались многие выдающиеся люди, атмосферу общения в которой создавала талашкинская мебель и как бы парящий на витраже герб Российской империи, что по тем временам могло рассматриваться как вызов.

В квартире привораживала красотой отреставрированная «павловская» и «александровская» мебель, произведения искусства, возвращавшие представления о прежнем укладе жизни коренных обитателей дореволюционного Петербурга.

Храмом искусства называют теперь основанную Глазуновым Российскую Академию живописи, ваяния и зодчества, признанную лучшим в мире учебным художественным заведением. Залы, коридоры, мастерские академии, воссозданные в реконструированном здании постройки великого Баженова, пронизаны духом классицизма и державности, наполнены высокой гармонией, освящающей души молодых художников с первых шагов учебного процесса.

Возрождение московской городской усадьбы – еще один вклад Глазунова в воссоздании традиций отечественной архитектуры. Ее интерьер, поражающий благородством архитектурных решений, подбором мебели, люстр и канделябров, произведений искусства, рождает атмосферу высокой поэзии и домашнего тепла, свойственного дворянским особнякам, в которых некогда жили и собирались на вечера выдающиеся деятели русской культуры.

Вершинным вкладом в современное зодчество стала его работа над реставрацией комплекса зданий Московского Кремля, в частности, 14-го корпуса, где размещается представительство президента России (в 1997 году она была отмечена Государственной премией России), а затем Большого Кремлевского дворца.

В реставрации БКД, осуществленной под художественным руководством Ильи Глазунова, как и в других его архитектурных проектах, получили новое воплощение державные традиции русской архитектуры, казалось бы, безвозвратно утраченные. Нынешнее великолепие архитектурного комплекса БКД составляют восстановленные Александровский и Андреевский залы, спроектированные выдающимся архитектором К. Тоном, а также заново решенные в духе его архитектуры другие части дворца со всем богатством интерьеров, мебели, произведений искусства, портретов исторических деятелей. Работа, проделанная самим Глазуновым и отчасти несколькими молодыми художниками, привлеченными им к оформлению некоторых помещений БКД, стала вкладом в современное зодчество и изобразительное искусство.

О некоторых особенностях осуществления этого проекта я попросил рассказать сына Ильи Сергеевича – Ивана Глазунова, руководителя кафедры композиции Российской Академии живописи, ваяния и зодчества, ныне члена-корреспондента Российской Академии художеств. Иван Ильич по линии матери Нины Виноградовой-Бенуа – продолжатель творческих традиций своего предка Николая Бенуа – архитектора столь знаменитого рода, непосредственного участника сооружения Большого Кремлевского дворца, которого привлек к сотрудничеству К. Тон (равно как и к созданию храма Христа Спасителя).

– Иван Ильич, многие из наших соотечественников и высоких зарубежных гостей, побывавших в БКД, были изумлены художественным уровнем реставрационных и реконструкторских работ и отказывались верить, что такое великолепие возможно создать в наше время. С чего все у вас начиналось?

– С того, что мой отец Илья Сергеевич Глазунов, руководитель художественного проекта реставрации БКД, пригласил меня участвовать в решении ряда деталей в рамках его общего замысла. Один из любимых императоров Ильи Сергеевича – Николай I, тот, волей которого и был создан Большой Кремлевский дворец по проекту К. А. Тона. А царская воля была такова: построить дворец не в чисто классическом, греко-римском стиле, а чтобы в нем угадывались черты византийского и древнерусского стиля со свойственными ему белокаменными резными деталями, которые со времен Петровских реформ были уже забыты. А кроме того, дворец должен был вписаться в общий кремлевский ансамбль.

К. Тон с поставленными задачами справился блестяще, и его имя навсегда будет связано с возрождением русско-византийского стиля.

В сталинские годы дворец подвергся перепланировке, его знаменитые Александровский и Андреевский залы были разбиты на этажи, так что, по существу, от тоновской архитектуры ничего не осталось. Но если при возрождении этих залов Илья Сергеевич мог опираться на эскизы, чертежи, фрагменты лепнины, сохранившиеся в фондах Музея Кремля, то решение интерьеров других помещений приходилось искать заново, но в духе архитектуры Тона. К примеру, в прошлые десятилетия ко дворцу, на месте разрушенного храма Спаса на Берегу, сделали пристройку – так называемую зону «Е», вход в которую из Александровского и Андреевского залов осуществлялся через Аванзал. Это был комплекс служебных и подсобных помещений, где проводились совещания, хранился разный реквизит. При их создании использовались бетон, панели, фанера – как при строительстве обычных казенных зданий. И встала проблема: как органично соединить Аванзал и пристройку с БКД? Причем здесь особую сложность представляло то обстоятельство, что все параметры помещений были заданы и приходилось вписываться в готовые пропорции. Илья Сергеевич выдвинул такую идею: в Аванзале должны присутствовать красный мрамор, малахитовые колонны и портреты царей, чьими деяниями создавалось могущество государства Российского.