Кимберли всячески выражает восторг, тщетно пытаясь спрятать за ним черную зависть.

Я провожу небольшую экскурсию (тринадцать комнат) и обращаю особое внимание бывших на вид из окна (над Гудзоновым заливом как раз садится солнце). Кимберли уже просто подвывает, Марв молчит как рыба.

Наконец мы располагаемся в гостиной. Марв запускает руки в карманы. Знаю я эту позу, наблюдала на протяжении десяти лет. Сегодня я могу игнорировать Марвов мрачный вид. Это ли не счастье?

— Итак, вернемся к вашей афере, — говорю я.

Марв мрачнее тучи.

— Давно пора вспомнить, ради какого хрена мы здесь собрались, — цедит он.

— Если бы ты держал свой хрен в штанах, нам бы не пришлось собираться, — парирую я.

— Тишина в классе!

Кимберс в кои-то веки выступает в роли голоса разума. Интересно, если бы не она, до какой лексики мы бы дошли в перепалке? Учитывая, что я продала свою единственную и неповторимую, навеки проклятую душу, нижней границы моего лексикона просто не существует. И что важно, от сквернословия можно получать удовольствие — за все заплачено вперед.

Кимберли продолжает:

— Если вы будете выяснять отношения, нам с Марвом светит тюрьма. А у меня, Марв, нет ни малейшего желания менять ориентацию. Так что веди себя прилично.

— Все идет по плану, — изрекаю я с загадочным видом.

Марву хорошо известно мое умение планировать (он всегда был от него не в восторге). Поэтому на загадочную фразу не ведется.

— По какому такому плану?

— У меня связи с Кэлом Бассано. Кэл помогает мне с благотворительным аукционом.

— И какое отношение аукцион имеет к смягчению приговора? — Марв встает. — Не понимаю, нам-то что за прок?

— Ты хочешь решить свои проблемы? Заметь, я тут ни при чем — ты сам их себе создал. Нечего сваливать с больной головы на здоровую, пора уже научиться отвечать за свои ошибки. А то я у тебя вечно крайняя. Уходишь? Скатертью дорожка!

Марв гребет в прихожую, я вежливо открываю ему дверь.

— Вы оба, успокойтесь, сядьте! — рявкает Кимберс.

Марв кобе… колеблется, в нем борются мужское самомнение и здравый смысл. Он знает, что надеяться больше не на кого. У меня такие связи, какие ему и во сне не снились. Марв плюхается на диван и скрещивает руки а 1а Наполеон.

Я нехотя сажусь в кресло.

Кимберс снисходительно улыбается. Вот такую же улыбку кроит нянька в Ист-Сайде, когда у нее иссякают аргументы и валиум, чего не скажешь об энергии ее подопечных.

— Ви, что мы должны делать? — мурлычет Кимберс.

— Я вам уже говорила: мне ваша помощь не нужна. Все под контролем.

Самое интересное, что это правда. Ужин состоится завтра. Крекс-пекс-фекс — и любительский видеофильм с гундосой закадровой озвучкой у Кэла в руках, а Паоло тут как тут, изображает свидетеля и невинную жертву. Затем у Ви с Кэлом произойдет короткий разговор, во время которого Кэл узнает, что не может наказать Марва и Кимберс за то, чем и сам грешен. И тогда Кэл сдастся. Блестящая победа Хитроумной Ви!

— С чего ты взяла, что Кэл смягчит приговор?

Марв гнет свое. Он бросает на меня взгляд, и я без труда читаю его мысли:

«Ты с ним спишь, да?»

Сама мысль о том, что я могу обслуживать одного козла, чтобы отмазать другого козла от тюрьмы, отвратительнее, чем картина секса с Кэлом, которую мне подсовывает услужливое воображение. Я закашливаюсь.

— На такое я бы никогда не пошла. Тем более для тебя.

«Да, но ведь на рождественской вечеринке ты легла под Тодда Джеймса!»

На этот раз мне нелегко отвечать ровным голосом.

— Я никогда не спала ни с кем, кроме тебя, кобеля. Тодд Джеймс наклюкался и проспал пол рождественской ночи в прихожей, под кучей пальто. Если бы ты исполнял обязанности хозяина, а не пускал слюни на его жену, ты бы отметил сей прискорбный факт.

У Марва отвисает челюсть.

— Так ты с ним не спала? А он сказал, что спала.

— Вот скотина!

Наверное, у меня очень злое лицо, потому что Марв смотрит на меня новыми глазами.

— Значит, не спала?

— Нет!!!

Марв ерошит волосы, Марв смущен до крайности (принципиально новое для него состояние).

— Ви, ты уверена, что не спала с Тоддом? Он сказал, что спала.

— Что ты заладил как попугай: спала — не спала! Спросил бы лучше меня. Тебе небось и в голову не пришло.

— Не пришло.

— Если бы у тебя были хоть какие-то навыки общения, мы, возможно, и не развелись бы.

— Ви, прости меня. Тодд так убедительно рассказывал…

Я в шоке — Марв никогда в жизни не просил прощения.

— Тебе стыдно, Марв?

— Да.

— Очень стыдно?

— Мне очень стыдно. Довольна?

— Я тебе сочувствую. Доволен?

— Это очень познавательно и трогательно, но, может, все-таки вернемся к делу?

Кимберс едва сдерживает раздражение (наверняка Марв и перед ней никогда не извинялся).

— Вы должны мне доверять, — говорю я, глядя им обоим в глаза.

Марв и Кимберли смотрят с подозрением.

Согласна, прежде я не давала повода доверять себе, но неужели так трудно попробовать?

Ну хоть разок!

Через два дня Меган устраивает вечеринку в честь своего будущего ребенка. Посыльный приносит приглашение с золоченой надписью, сделанной от руки; сей факт позволяет решить, что Меган по-прежнему считает меня подругой. Конечно, я испытываю облегчение — значит, она никогда не узнает о моем преступлении.

Что бы вы подарили женщине, у которой сначала вызвали выкидыш, а потом обрекли ее на геенну огненную? Все богатства Крёза не искупят моей вины, и я останавливаюсь на детском автомобиле («мерседес» с откидным верхом, для детей от пяти лет) и упаковке подгузников. Автомобиль небесно-голубой, но по моей милости именно света небесного Меган не видать как своих ушей.

Бабушка Меган арендовала «Хрустальный зал»[41]. Там яблоку негде упасть из-за женщин всех размеров и всех степеней достатка, от «Мой-то обанкротился!» до «На ежегодный бонус Дикки мы купили четыре дома в Хэмптонсе». Я уже бывала на подобных мероприятиях в Джерси (кузина Карла устраивала вечеринки по поводу своей беременности семь раз; мы пытались ей объяснить, что больше двух — это пижонство, но разве она слушала?). Хотя в Джерси, конечно, уровень не тот. «Хрустальный зал» заполонили фирменные упаковки «Тиффани», имеется откидное массажное кресло для автомобиля и даже овечка-качалка от «Лулу». Вместо воздушных шаров кругом живые деревья, подстриженные в форме медведя, который не лезет ни в одни двери, худосочного поросенка и осла с непомерно длинными унылыми ушами.