В 2010 году Йан Фостер из Университета Монтаны изучал чувство духовной связи, испытываемое людьми, сплавлявшимися на каноэ по диким пограничным водам Миннесоты; на этом участке площадью примерно пять тысяч квадратных километров расположены 1175 озер и сотни километров рек и ручьев. Во многие места этой природной зоны можно добраться только на лодке, и все равно каждый год более 250 тысяч человек едут туда ради сплава на каноэ, пеших походов, рыбалки, охоты и прочих видов активного отдыха. В рамках исследования Фостер посещал на каноэ разные кемпинги и просил людей описать, что они чувствуют, находясь в той местности. «Вместо того чтобы, приняв утренний душ, встречать их на перевалочном пункте и расспрашивать о путешествии и только что пережитом опыте, я отправлялся прямо туда, в дикую природу, — пишет Фостер. — [Я] купался в озерах, рыбачил (пусть только дважды за тридцать дней), греб, борясь с ветром, и сражался с тучами комаров» [31]. В итоге исследователь обнаружил, что ближе всего человеческой душе красота и безмятежность «опыта пребывания на плоскогорье».

Один человек, назовем его Том, сказал, что насквозь пропитывается «всем этим: водой, деревьями, небом, ветром… В дикой природе я просто отключаюсь от всего остального и впитываю то, что меня окружает, не переставая благодарить за это матушку-природу» [32]. Погруженность в мир природы вкупе с ограничением социальных контактов и потока постоянно поступающей информации, а также непременное взаимодействие с природой почти тем же способом, каким это делали жители тех мест на протяжении тысяч лет — в таких условиях, по утверждению Фостера, «воспламеняется, подогревается и (или) поддерживается» связь людей с их окружением и чем-то неизмеримо большим, чем они сами [33].

Кроме того, Фостер обнаружил, что в описаниях своей духовной связи с окружающей средой огромное значение люди придают воде. Природная красота воды и неба (на дакотском «Миннесота» означает «там, где в воде отражаются небеса») трогает души многих людей. Одна женщина, назовем ее Мэри, описывает такой случай:

Опыт пребывания в горной и плоскогорной дикой местности замечателен не только своим моментальным воздействием, но и, что намного важнее, эффектом, который он производит на нас и по возвращении к привычной жизни. В середине напряженного дня, на улицах большого города или в офисе, с глазами, прикованными к экранам смартфонов, планшетов и ноутбуков, мы вспоминаем те исключительные минуты, когда наш разум был абсолютно спокоен и безмятежен, а сердце открыто для красоты и чудес природы. И в результате можем перенестись назад, к тому опыту, чтобы вновь ощутить связь с природой, с чем-то божественным, чудесным — как бы это ни называлось.

Женщина по имени Нэнси, например, резюмировала свои чувства по возвращении домой так: «Там я поняла нечто такое, чего не понимала раньше… У меня было ощущение, что все в моей жизни так, как и должно быть. И это состояние глубочайшего счастья, возникающего даже тогда, когда просто вспоминаешь те моменты — невероятно сильное чувство» [35].

Токийский рынок Цукидзи — крупнейший в мире оптовый рынок рыбы и морепродуктов. Каждый день (кроме воскресений и праздничных дней) 1600 поставщиков продают более 400 различных сортов даров моря, от морских водорослей до китов. Более всего востребован голубой тунец. Примерно 80 процентов тунца, выловленного во всем мире, попадает к покупателям через Японию [36]. Раньше эта рыба годилась только для кошачьего корма, так как кроме кошек ее никто есть не хотел. Но начиная с 1970-х годов она считается настоящим деликатесом — особенно филейная часть, которую называют торо. По сведениям оптовой торговой компании Catalina Offshore Products, специализирующейся на продаже морепродуктов, «из-за высокого содержания жира в торо голубого тунца мясо имеет розовый, ближе к белому, цвет и богатый маслянистый вкус, оно буквально тает во рту» [37]. В лучших токийских суши-барах один кусок первосортной филейной вырезки может стоить до 24 долларов [38].

Впервые я побывал на Цукидзи летом. Особой честью на этом рынке считается купить первого голубого тунца в году, поэтому 1 января здешний рыбный аукцион привлекает огромное количество рестораторов, желающих получить желанный статус (и славу) благодаря победе в торгах. В 2013 году победителем стал Киеси Кимура — владелец обосновавшейся в Токио сети ресторанов: он заплатил за первого голубого тунца года 1,76 миллиона долларов. Тунец весил примерно 220 килограммов. Выходит, Кимура выложил около 225 долларов за 28 граммов, притом что, по его собственному признанию, позднее в тот же день рыба в его ресторанах продавалась не дороже 5 долларов за порцию [39].

Что же за бизнесмен станет покупать то, что, как он сам точно знает, никогда даже приблизительно не окупит его инвестиций? Все очень просто: заоблачная отпускная цена служит главным образом предметом национальной гордости, эффективного маркетинга и добрых намерений, объяснил сам Кимура, разрезая драгоценную рыбину и поднимая ее торпедообразную серебристую голову перед вспышками фотокамер.

Согласно отчету, опубликованному всего через двадцать два дня после той знаменательной покупки, поголовье тихоокеанского голубого тунца сократилось на целых 96,4 процента по сравнению с необлавливаемой популяцией [40]. Согласно другой, не менее ужасающей статистике, 90 процентов поголовья голубого тунца вылавливают прежде, чем рыба достигает репродуктивного возраста [41]. Выложить круглую сумму за первого голубого тунца 2013 года было, несомненно, отличным маркетинговым ходом, эффективной бесплатной рекламой и шансом испугать конкурентов внушительным размером своего кошелька, но, как заметила директор подразделения по сохранению глобального поголовья тунца экологического фонда Pew Environment Group Аманда Никсон, «гораздо интереснее узнать, сколько будет стоить последняя рыбина» [42].

Почему же мы готовы так дорого платить за филе голубого тунца, суп из акульих плавников или черепаховые яйца, невзирая на то (впрочем, возможно, именно поэтому) что эти существа относятся к редким видам или им и вовсе угрожает исчезновение? Покупка тунца за миллион долларов служит наглядным примером того, как стремление к немедленному удовлетворению своих потребностей, высокому статусу и неспособность предвидеть долгосрочные последствия своих поступков могут привести к явлению, которое я называю нейрохимией разрушения. И возможно ли, как говорит Дэвид Пуу, лучше поняв и проанализировав самих себя, научиться делать лучший выбор, который обеспечит нам лучшее будущее, — выбор, который не только сохранит природный мир, но и обеспечит нам свободный доступ к Голубому разуму?